Неопалимая - Маргарет Роджерсон

– Те священники будут использовать свои реликвии, – предупредил Восставший.

– Они смогут почувствовать тебя?

– Нет, пока я подавляю себя. Но, монашка, я не смогу оставаться скрытым и одновременно одалживать тебе свою силу. Пока мы над рекой, я вообще не смогу использовать свою силу. Ты будешь сама по себе.

Пришлось сдержать несколько возможных ответов насчет его вчерашнего поведения, по поводу которого он, казалось, изо всех сил старался сделать вид, что ничего не произошло. В молчании я спустилась вниз, выскользнула из-за валуна и слилась с толпой.

Я выбрала место подальше от входа, не желая оказаться в первых рядах. И пожалела об этом, когда море человеческих тел сомкнулось вокруг меня, чужие плечи толкали мои, тела прижимались теснее, а десятки голосов, казалось, боролись за первенство в моих ушах. Плакали дети, ссорились пары. Кто-то поблизости утешал старика на телеге, умоляя его выпить немного воды. У меня закружилась голова. Захотелось натянуть капюшон, но мы с Восставшим договорились, что скрывать лицо будет слишком подозрительно.

– Да что с тобой творится? – Его голос звучал приглушенно. Подавляет себя, догадалась я. – Ты уже чувствуешь, что тебя сейчас вырвет.

– Это из-за людей, – пробормотала я себе под нос.

– А что с ними?

– Их очень много.

– Ты могла бы и раньше упомянуть, что это может стать проблемой, – прошипел Восставший.

Кто же знал, что так случится… Я делала размеренные вдохи через нос, сосредоточившись на земле под ногами. Толпа, загроможденная телегами и повозками, медленно продвигалась вперед, периодически останавливаясь из-за упирающихся мулов, что отказывались переходить реку.

А потом я достигла моста. Стоило мне ступить на доски, как мне показалось, что вся кровь вытекла из моего тела через ступни. Я чувствовала, как подо мной бушует мощь течения, вытягивая все силы и унося их прочь, а затем швыряя их вниз по реке и превращая в ничто. Следующего своего шага я не почувствовала. Ноги онемели.

Для Восставшего последствия, казалось, были еще хуже. Он свернулся в тугой узел, чтобы спрятаться, и теперь я ощущала, как он пытается не развязаться, источая слабые страдальческие импульсы. Я сомневалась, что он смог бы заговорить в таком состоянии, даже если бы попытался.

Сквозь волны головокружения и тошноты я смутно осознавала, что рыцари, расположившиеся вдоль моста, обращают особое внимание на темноволосых девушек. Некоторых они отводили в сторону, чтобы их внимательно осмотрел траурного вида старик в малиновом с серебром одеянии, которое я распознала благодаря монастырским книгам как рясу ризничего. Когда мы приблизились, стал отчетливо заметен красный блеск рубина на его пальце. В обязанности ризничего входило возжигание свечей и ладана в соборе, как это делала сестра Люсинда для нашей часовни в Наймсе.

Но Пепельный был не единственной его реликвией. На груди у старика поблескивал кулон из лунного камня овальной формы, слишком большой, чтобы носить в кольце. Я отметила, что он ожидал на дальней стороне моста, где мог осматривать девушек в тени балок, пока все стояли над Севром. Хуже того, на плече священника сидел ворон, который, казалось, пристально уставился на меня своими глазами-бусинками, когда я сгорбилась, надеясь пройти незамеченной.

Это оказалось бесполезно. Из толпы вынырнул рыцарь, преградивший мне путь, его бесстрастное лицо было безучастно, когда он жестом велел мне подождать. Не в силах придумать, как сбежать, я присоединилась к группе девушек, толпившихся у перил. Некоторые из них смотрели поверх перил на кипящий хаос Севра, от одной мысли о котором у меня к горлу подступала желчь.

Ближайшая девушка повернулась и одарила меня неуверенной улыбкой, которая быстро сменилась тревогой, как только она уловила выражение моего лица.

– У меня дизентерия, – прохрипела я, и она с отрадной поспешностью засеменила прочь.

Одну за другой рыцари пропускали нас вперед. Реликварий свинцовым грузом висел под моей накидкой, а внимание ворона, казалось, было полностью сосредоточено только на мне, пока другие девушки проходили мимо. Наконец подошла моя очередь. Рука в перчатке остановила меня в двух шагах от суши.

Зрение затуманилось. Я смутно ощущала, что слезящиеся глаза вглядываются в меня из-под нахмуренных посеребренных бровей, а глубокий, звучный голос задает мне вопрос.

– Анна, – ответила я, надеясь, что священник спросил мое имя. – Я из Монтрпрестра. Приехала в гости к тете на праздник, но потом по дороге…

И не смогла вспомнить остальное. История, которую я репетировала с Восставшим, вылетела из головы, когда священник наклонился ближе, и его тонкие, как паучьи лапки, пальцы коснулись кулона с лунным камнем.

Мне стало щекотно от ощущения, словно что-то ползет по коже, будто на волю выпустили крошечных насекомых, заметавшихся по мне в попытках отыскать путь внутрь. Я изо всех сил старалась не реагировать. Только человек со Зрением смог бы ощутить воздействие реликвии. Но Восставший достиг своего предела – я чувствовала, что его узел начинает трещать. Ризничий мог что-то почуять в любой момент. А краем глаза я увидела, как ворон взъерошил перья, готовясь к произнесению речи.

Чары разрушило громкое резкое карканье. Оно донеслось не от ворона на плече священника, а откуда-то позади меня. Я мельком заметила вспышку белых перьев, отразившихся в огромном лунном камне священника.

Ризничий поднял голову, нахмурившись. В это же самое время раздался решительный голос.

– Это не она.

Конское копыто стукнуло по мосту. Мой взгляд метнулся к капитану Энгерранду, который в свою очередь смотрел на меня, не выказывая ни малейшего признака узнавания.

– Иди дальше, – скомандовал он, уже глядя мимо, словно я представляла для него не больший интерес, чем десятки других прохожих, столпившихся на мосту.

Я пригнула голову и повиновалась, протискиваясь мимо людей в отчаянном стремлении достичь твердой земли и едва обращая внимание на их протесты. И наконец вошла под прохладную сень городских стен и устремилась в отдающийся эхом проход.

Первое впечатление о Бонсанте не было приятным. Как только я покинула темноту ворот, цвета и звуки закружились вокруг меня, словно волчок. Живот скрутило, и я вслепую добежала до сточной канавы, где меня и вырвало. Потом еще долго сидела с зажмуренными глазами.

Я ощущала запах мочи, кислую вонь пролитого эля и еды, поджаривающейся в жиру. Рядом со мной лаяли собаки. Дети хохотали и пронзительно вопили, пробегая мимо. Продавцы расхваливали горячие пирожки и свежие холодные мидии прямиком из Севра.

Вторая половина доносящихся голосов звучала совершенно бессмысленно для моих ушей. На мгновение я запаниковала, прежде чем поняла, что слышу другие языки. Сарантийский и, возможно, готландский. Готланд пал от последствий Скорби и теперь представлял собой необитаемую пустошь к северо-востоку от нас, кишащую духами. Готландцы, что пережили катастрофу, теперь процветали в городах Лораэля, под их поселения и торговлю были переданы целые районы.