Мемуары двоечника - Михаил Ширвиндт

— Рая, — говорит Рома. — Наш друг.

— Раз так, поехали ко мне! — отвечает мужик.

И мы неожиданно соглашаемся.

А потом мы с Раей поселились в «Эрмитаже». Ну, не в самом музее, конечно, а в смежном доме у замечательного художника Алика, который кормил-поил и гулял нас. И с которым, кстати, вечером 7 ноября мы торжественно опустили Раю в Неву около «Авроры»…

Да, праздники праздновать мы всегда умели.

И каждый праздник, да и вообще каждый раз, как мы собирались вместе, мы понимали нечто важное друг о друге и о нашей жизни.

С интервалом в 20 лет

Помню, однажды в конце зимы появилось настроение, и мы запланировали отметить Новый год с особым размахом, огромной компанией. Но почему-то не получилось. Так и не собрались: кто-то уехал, у кого-то были более интересные предложения… И вот недели через три после новогодней ночи звонит Рома:

— Ну что? Будем встречать Новый год вместе?

— Давай, — соглашаюсь я.

Вечером мы семьями собрались у меня. Оливье, шампанское, кура… Сидим, выпиваем.

Оставалось только не проворонить наступление полуночи.

А у меня, на счастье, нашлась жуткая пластмассовая лягушка, привезенная из Болгарии. На присоске. А еще в ней была пружина. Короче, если присосать лягушку к столу, то она через какое-то только ей ведомое время резко подпрыгнет.

Делать нечего — решили встречать год по этой лягушке.

Прилепили ее и стали ждать. А она не прыгает.

Ну, то есть совсем не прыгает.

Прилипла намертво.

А мы собрались и ждем!

Так вот, никогда в нашей жизни не было такого торжественного и ответственного Нового года!

Непредсказуемость лягушачьего прыжка мобилизовала все слова и все эмоции.

И мало кто может представить себе тот залп радости и счастья, когда лягушка наконец прыгнула. Это было прекрасно. Для всех.

Рома

И вот тогда мы решили, что жить нужно именно так — быть всегда в тонусе, в напряжении. Ведь лягушка может прыгнуть в любой момент!

Рома так и жил.

Мы все старались так жить.

Хотя многие, конечно, этого не понимали. До сих пор не понимают — как можно быть такими свободными…

Но как-то так повелось, как-то так вышло, что на очень многие условности было наплевать.

Все-таки тот первый плевок сделал свое дело.

Ну вот, теперь уж точно настало время «флагов», и вначале позвольте представить вам всех участников или, говоря языком театральным, действующих лиц этой драмы.

Аркадий, друг, 19-летний молодой человек.

Роман (в дальнейшем «Кирилл»), друг.

Саша Цирлин, одноклассник Аркадия, друг.

Я, друг.

Раиса Бедная, второстепенный персонаж, сыгравший ключевую роль.

Родители, наиболее пострадавшая (в прямом смысле) сторона.

В массовых сценах: сотрудники милиции, КГБ, партийных и комсомольских органов.

7 ноября 1977 года — 60-летие Великой Октябрьской Социалистической Революции.

Место действия: Москва (Таганка-Лубянка-Сретенка).

Все произошло из-за перегоревшей лампочки.

Но сначала мы вчетвером пошли к кому-то в гости на Таганку. Пришли, сели, выпили по глоточку… и вернулись родители (чьи-то). Пришлось поспешно сваливать.

Незадолго до…

Стали думать — куда? Вспомнили, что наш товарищ работает сторожем в «Узкопленочном отделе проката» (контора, где хранятся копии художественных фильмов), и решили ехать к нему. Но сначала надо позвонить, узнать, на месте ли он. Единственный телефон-автомат был намертво занят: какая-то девица болтала уже целую вечность. Тогда наш штатный ловелас и сердцеед Аркадий протиснулся к ней в будку и через три минуты представил нам Раису, готовую на все! Мы познакомились, причем Рома назвал себя Кириллом (так он и будет фигурировать в протоколах), и поехали на Лубянку к товарищу — смотреть кино.

Приехали, выбрали фильм для просмотра (как сейчас помню, это был «Жил певчий дрозд» Отара Иоселиани), расположились в уютном просмотровом зале, открыли (у нас с собой было), налили, выпили… а «кина» все нет. Оказалось, что перегорела лампа в проекторе, будь она неладна!

Ну и что делать?! Ну, посидели, ну, выпили еще… скучно! Никакого веселья! Собрались и пошли…

Шли в сторону Лубянки по улице Жданова — все впереди, а я чуть отстал. Вижу, они снимают флаг с ворот Архитектурного института и идут с ним во двор напротив. «Ага», — подумал я (Вот такая незатейливая мысль: «Ага»), подошел к воротам и тоже снял флаг. «Вот, — думаю, — удивятся!» Но никто не удивился. Меня и не заметили. Они сосредоточенно рвали свой флаг на 60 кусков — к 60-летию СССР! (Да, дорогой читатель, сейчас это кажется дикостью! Но тогда советско-коммунистическая цинично-унылая тоталитарная машина настолько всех задолбала, что такого рода проявления не казались чем-то экстраординарным — ну, по крайней мере, нам, но никак не правоохранительным органам.

Видя, что я чужой на этой акции протеста, я стал бегать по двору с высоко поднятым флагом, любуясь, как он «треплется» на ветру. Все мы при этом что-то громко кричали, пели, но тихое «Так!» услышали все.

В арке, отрезая единственный путь на улицу, стоял милиционер. (Его вызвал сторож Архитектурного института, наблюдавший наши «шалости».)

В одну секунду мы все всё поняли!

— За мной! — крикнул Аркаша, и они мимо милиционера рванули на улицу.

— Стой, стрелять буду, — закричал милиционер и бросился в погоню, вытаскивая пистолет! А я остался стоять в глубине двора с флагом наперевес. И что мне было делать? Бежать за ними, то есть за милиционером? Глупо. Двор замкнутый! Кошмар!

— Надо прятаться, — решил я и бросился по периметру двора. Вдруг мне на глаза попалась жалкая кучка лоскутков — все, что осталось от порванного флага. Я сгреб все обрывки и побежал дальше. Передо мной оказался высоченный забор. Одним прыжком я оказался на его кромке и рухнул вниз в неизвестность. (Потом я водил знакомых на экскурсию в этот двор, показывал трехметровый забор, который я перепрыгнул с двумя флагами в руках — никто не верил! Воистину, у страха глаза велики и прыжки высоки.) Неизвестностью оказалась груда ящиков, на которую я и приземлился. Тут бы мне и затаиться, переждать, но нет! Я понял, что вновь оказался в замкнутом пространстве, только уже совсем маленьком. «Здесь точно найдут!» — решил я и стал выбираться обратно. Флаги я спрятал в ящиках. Двор был по-прежнему пуст, но в моем воспаленном сознании слышались крики, топот погони, выстрелы! Я заскочил в подъезд, побежал наверх по лестнице, вижу — на третьем этаже приоткрыта дверь в квартиру… Нырнул туда и захлопнул за собой дверь. Я оказался в классической коммуналке: коридор метров тридцать и по обе стороны — комнаты, еще одна приоткрытая дверь — я туда, а это кухня на пятнадцать плит. У одной из них стояла старушка и варила почему-то тряпку.