Последний билет - Ника Тян

картинами, скорее напоминающими фото. Девочка, видимо, устав бегать, опустилась на землю, и стала плести венок, а потом подняла глаза и стала смотреть вперед, будто бы на Кристину. Кристине, невольно вспомнившей один из фильмов ужаса, стало не по себе, и она отвела взгляд от телевизора.

Хоть ложиться на диван было и очень противно, нужно было притвориться спящей, чтобы не привлечь к себе внимание Павлика. Само собой, Кристина не собиралась оставаться здесь всю ночь. Но некоторое время пробыть все-таки придется, пока Павлик не прикончит бутылку и не уснет крепким пьяным сном. Тогда-то и будет сделано задуманное. А потом можно уйти, и этого хотелось больше всего. И все-таки Кристина никак не могла себя заставить лечь на диван. Она брезгливо разглядывала его, словно ожидая, что он станет чище.

“Ладно, ничего с тобой не случится, просто испачкаешься, дома помоешься, тоже мне беда”, – пыталась она убедить себя и отогнать мысли о вшах и клопах. Преодолев отвращение, Кристина осторожно прилегла на диван, стараясь насколько это возможно меньше прикасаться к нему. Лежать было неудобно, но это даже хорошо: неудобная поза гарантировала, что не получится случайно уснуть. Затаившись, она стала вслушиваться в звуки на кухне: Павлик копошился, словно что-то искал, через минуту шорох стих и негромко заиграла музыка, под которую хриплый голос жалобно пел: “А я ушаночку поглубже натяну, и в свое прошлое с тоскою загляну…”

“Все ясно, веселье в самом разгаре, хоть бы ему хватило бутылки, чтобы угомониться,” -Кристину охватила досада, что она не купила две бутылки, хоть денег в ее распоряжении было не так уж много, но все же можно было потратиться. Теперь ничего не оставалось, кроме как ждать. Чтобы убить время в распоряжении имелось не так уж много вариантов, и Кристина стала смотреть в экран телевизора, звука из которого не было слышно из-за визга магнитофона. Белокурая нарисованная девочка уже не бегала за бабочками, она шла по улице за руку с папой и ела эскимо, на ее перепачканном шоколадом лице светилась улыбка. Когда она доела мороженое, папа посмотрел на нее, улыбнулся, а потом резко подхватил на руки и крепко поцеловал в щечку, от чего девочка рассмеялась. Он закинул дочку себе на плечи, и та удобно уселась там, свесив ноги и обхватив его голову руками.

Вроде бы простой сюжет фильма почему-то казался странным. Кристина попыталась разглядеть эмблему канала, по которому шла трансляция, но на экране не было никаких опознавательных знаков. Тем временем мужчина, заботливо придерживая ноги дочки, свисавшие с его плеч, словно шарф, зашел в парк. Девочка отпустила папину голову и поправила большой бант на голове. Она повернула голову и ее глаза расширились от восторга. Маленький пухлый пальчик стал настойчиво тыкать в воздух, указывая на высокие качели, выглядывающие из-за деревьев. Девочка нетерпеливо заерзала, приподнялась и, вытянув шею, пыталась разглядеть аттракцион. Папа снял ее с плеч и аккуратно поставил на землю, девочка тут же сорвалась с места и со всех ног помчалась к качелям. Папа поспешил вслед за ней.

Парк был пустой, все аттракционы стояли без движения. Девочка растерянно смотрела на качели в виде лодки, пристегнутые поржавевшей цепью. Папа стал что-то говорить, но дочка от его слов только хмурилась все больше и больше, а потом и вовсе заплакала. Тогда папа взял ее за руку, пытаясь увести, но та вырвала руку и, повернувшись лицом к синей лодке, заплакала навзрыд. Отец по-прежнему что-то говорил, но она не реагировала. И тогда произошло то, что показалось Кристине еще более странным, чем все, что она видела до этого в этом, с позволения сказать, художественном творении. Отец девочки просто ушел, оставив ее плакать одну. Сначала он отошел на несколько метров и спрятался за толстым деревом, словно играя в прятки, выглянул и, убедившись, что дочка не смотрит на него, прытко устремился прочь из парка. Папаша быстро дошел до больших кованных ворот, еще раз обернулся – девочка так же стояла, уткнувшись лицом в лодку, и плакала, а потом перешел дорогу и, свернув на другую улицу, исчез из вида.

"С ума сойти, это, видимо, какой-то артхаус…" – трансляция прервалась, на экране появились разноцветные полоски. Нужно признать, что этот "шедевр" ввел Кристину в легкий ступор. Когда она пришла в себя, то поняла, что магнитофон молчит.

Вдруг что-то громко упало. Кристина дернулась от неожиданности. Павлик видимо вышел из кухни. Он ходил и что-то бубнел совсем близко. Кристина вся напряглась, как натянутая струна. Можно было не сомневаться, что Павлик способен на все что угодно. Дыхание перехватило. Кристина сжала со всей силы кулаки, готовясь продать свою жизнь задорого, если придется. В прихожей что-то шуршало. Кристина узнала по звуку, что шуршит ее куртка. Павлик действительно был способен на все, что угодно, но его интересовали только обещанные, но так и не полученные деньги. Поэтому, сейчас он был занят тем, что шарил по карманам Кристиной куртки.

– Вот жаж саплячка, – подытожил он, не найдя деньги. Кошелек с деньгами лежал в рюкзаке у Кристины. Про деньги она сказала, только чтобы убедить его пустить ее в дом. Отдавать их она не собиралась, хотя бы потому что в финансах была крайне ограничена, и не было гарантии, что, уходя, получится забрать свои деньги обратно.

Раздосадованный Павлик, осыпая Кристину отборными ругательствами, отправился обратно на кухню. Раздался грохот, видимо, он обо что-то ударился и, видимо, ударился, как следует, потому что выругался такими выражениями, каких раньше Кристине не доводилось слышать. Когда поток матерных слов прекратился, топчан жалобно заскрипел от свалившейся на него полуживой туши. Павлик еще что-то бормотал, потом проорал что-то невнятное, похожее на угрозу в адрес Кристины, а потом громко захрапел.

Все это время боявшаяся даже пошевелиться Кристина наконец облегченно выдохнула. Еще немного послушав, как на все голоса храпит Павлик, она осторожно встала, стараясь, чтобы диван не заскрипел, хоть эта осторожность и была лишней: Павлика сейчас не смогла бы разбудить даже пожарная сирена. В прихожей Кристина не без брезгливости надела свою облапанную Павликом ветровку и достала из рюкзака еще одну бутылку, но уже не с водкой.

Сжимая в одной руке бутылку керосина, а в другой – коробок спичек, Кристина не шла, ноги сами несли ее в кухню. Даже захотев сейчас просто уйти, она бы не смогла, ею словно руководил кто-то другой и она, как марионетка, безропотно подчинялась. Кристина вошла в кухню и застыла, глядя на лохматую голову, свисшую с топчана, на торчащие из