Зюзюка и другие - Екатерина Вильмонт

– Это глупо, радость моя. Ты уже не девочка и отнюдь недевица. Надевай любой другой цвет, только не белый.

Я думала схитрить, сделать платье цвета слоновой кости илитопленых сливок, а он сказал, что длинного платья вообще не надо, пусть лучшебудет костюм и изящная шляпка. Пришлось подчиниться, хотя я с детства мечтала обелом платье. Но в сущности это ерунда, если все остальное сбылось. Тьфу, тьфу,тьфу, чтоб не сглазить. Но теперь уж сбудется. И гадалка вон тоже сказала, чтосбудется, а я, идиотка, не верю... Почему? Чего я боюсь? Он меня любит, я его вмужья не приглашала, давно уж научилась, что нельзя самой на браке настаивать,и даже когда он позвал замуж, сперва для приличия покобенилась, хоть мы и жилидавно вместе... И вообще, сделала вид, будто я снизошла к его мольбам, а самазамуж не стремилась. Не уверена, что он меня не раскусил, но я все соблюла. Иэто он настоял, чтобы я маму со Стаськой пригласила. И денег дал им на дорогу.А может, и вправду все будет хорошо? Может, мы все найдем общий язык и у насбудет большая дружная семья? Дай-то бог... Как хочется увидеться с мамой,прижаться к ней, как в детстве... поплакать у нее на груди... даже прощенияпопросить... Да, надо попросить прощения и у нее, и у Стаськи. Тогда будетлегче. Не то чтобы меня так уж угнетало чувство вины, но все-таки... Это будеткак очищение. Я вообще хотела бы венчаться в церкви, но Гарик ни в какую.

– Я что, похож на идиота? Сроду в церковь не ходил и впредьне намерен. Я атеист, запомни раз и навсегда!

А жаль, венчание это так красиво... Ну ничего, я все равносчастлива и свадьба у нас будет красивая. Обед в Сан-Франциско, в новомдорогущем ресторане «Фандорин», а после обеда мы улетим в Лас-Вегас... Янадеялась на настоящее свадебное путешествие, но неожиданно Стаська согласиласьприехать и придется довольствоваться двумя днями... Ничего, мы потом еще поедемкуда-нибудь. У Гарика есть небольшой апартмент во Флориде, шикарный, с видом наокеан, но он обычно сдает его в аренду. Я там еще не была. В сентябре срокаренды заканчивается, и, может быть, тогда... Но он же хочет ребенка... И сэтим надо спешить. Ах, боже мой, я вовсе не убеждена, что тоже хочу, у меня ужеесть дочь, но для него я готова... Я не создана для материнства. А для чего ясоздана? Понятия не имею. Наверное, просто для жизни, для радости...

Я вдруг заметила, что Стаська здорово похорошела в последнеевремя. Совсем взрослая стала, как-то оформилась, я бы даже сказала, созрела.Неужто Гера прав и у нее уже есть мужчина? Но кто? Один из этих мальчишек,которых она даже всерьез не принимает? Или кто-то, о ком я не имею понятия? Ноя ничего такого, что могло бы свидетельствовать о присутствии в ее жизнимужчины, не находила до сих пор... Или просто пришла пора похорошеть? Дай-тобог! А может, это предвкушение поездки так на нее действует? Она стала большеследить за собой, это несомненно. На ночь подолгу расчесывает щеткой волосы,утром делает гимнастику, даже попросила меня купить какой-то очищающий лосьон икрем для молодой кожи. Я купила, разумеется. Как-то я пыталась поговорить с нейпо душам, но она ловко ускользнула от разговора. А у меня что-то нет силбороться с ней. Да и зачем? Все равно она сделает так, как захочет. Мне всетвердят, что это чистейшее безумие – отрывать девочку от школы в выпускномклассе на целых две недели, но что поделаешь? Она очень способная и, еслизахочет, легко все наверстает. А если не захочет... Что ж, пусть... В концеконцов жить ей, должна сама понимать...

Вечером я, как всегда, просматривала свой календарь наследующий день. Там у меня записаны все памятные даты друзей и знакомых. Иобнаружила, что завтра день рождения, да не простой, а юбилейный у АлексеяЕвсеевича, заместителя Лёни по институту. Милейший человек и близкий друг, емуисполняется семьдесят лет. Но завтра у меня с утра масса дел, а вечером эфир, ия решила позвонить сегодня. Он обрадовался.

– Алешенька, я знаю, нельзя заранее поздравлять, но у менязавтра безумный день...

– Спасибо, Лёкочка, я тронут, что ты помнишь. Но в субботувечером ждем тебя в ресторане. Мне это не по карману, но дети не желают ничегослушать. Юбилей есть юбилей. Так что приходи непременно.

– Спасибо, Алеша, в субботу я могу. Алеша, скажи, ты зналтакую Аллу Генриховну?

– Аллу Генриховну? Масевич?

– Фамилии я не знаю. Ей на вид лет пятьдесят, может, чутьбольше или меньше.

– Тогда точно не Масевич. Это была такая знаменитаяженщина-ученый. Не помнишь?

– Что-то смутно припоминаю, но... Так она у вас не работала?

– Может, и работала, но я не упомню всех. Алла... Наверное,отчества я тогда не знал, а фамилии ты теперь не знаешь. А почему ты спросила?

– Да нет, так, по глупости...

– Ерунда, тебя что-то же заинтересовало в ней? Где ты с нейстолкнулась, если предположила, что я могу ее знать?

– На могиле Лёни.

– Ну, милочка, мало ли кто мог прийти к нему на могилу!

– Действительно.

– Это она тебе сказала, что работала с нами?

– Ну да.

– Может, еще до меня?

– Все может быть.

...Алеша патологически честный человек, и если бы он соврал,я бы почувствовала по его тону. Ну да бог с ней, с этой Аллой Генриховной. Ачто касается ее тезки, то я вспомнила – в моей юности это была весьмапопулярная дама. Ее портреты и интервью часто появлялись в газетах и журналах.Красивая, эффектная женщина, кажется, астрофизик или что-то в этом роде. Ахбоже мой, что за чепуха лезет в голову? А все-таки какой-то червячок точитдушу. Стаська видела цветы на могиле, теперь вот эта Алла... Раньше как-тоничего подобного не случалось. Боже мой, но ведь это могила! Он умер много летназад, с тех пор утекло столько воды! Он был старше меня, значительно старше, аэта Алла моложе меня лет на десять, ну, может, на семь... И если она таскаетсяк нему на могилу, значит, это любовь? Ну и что? Это она его любила, а он... Ябы знала, я бы заметила, почувствовала наконец. То есть я вполне допускаю, чтоон с ней переспал... Они коллеги, могли вместе оказаться где-нибудь наиспытаниях, мало ли...

– Стаська! – позвала я.

– Да?

– Помнишь, ты на днях говорила, что видела цветы на могиле удеда?

– Ну?

– А ты не запомнила, какие это были цветы?

Она как-то странно на меня посмотрела.

– Тебе зачем?

– Интересно.

– Хризантемы, я же говорила.

– Ах да...

– Лёка, ты зачем спрашивала, а?

– Так, из любопытства...

– Зачем ты врешь своим ребятам? У тебя глаза несчастные...ты что, была на кладбище?

– Да, мы хоронили нашу однокурсницу...