ДАзайнеры - Олеся Строева

* * *

Облака образовывали конфигурации всевозможного характера: от взбитых сливок до размазанных сгустков простокваши и следов пролитого кефира. Дама любовно разглядывала разводы кофейной гущи на дне чашки, с тоскливой нежностью поглядывая на Пинкертона.

– Не думала, что этот день наступит так внезапно, – вздохнула она уже, наверное, в сотый раз за последние сутки. – А как же мы потом? И наша Пустыня… – глаза ее наполнились слезами. Она смахнула набежавшую волну ностальгии. – Неужели завтра? А вдруг все исчезнет, как будто ничего и не было, и мы вернемся обратно туда – в повседневный мир. Что же мы там будем делать, а?

Она по-детски с надеждой взглянула на Буффона, ища ответа. Но тот был погружен в мрачные раздумья.

– Да уж, – только и смог вымолвить он. И тоже глубоко вздохнул. Они посидели молча.

– Хотя надо признать: пока мы двигались к цели – все было хорошо. Но мы не можем быть счастливы даже здесь вечно. Если представить себе, что мы не имели бы никакой цели, конечной точки. Что бы с нами сталось? Это как в отпуске, если знаешь, что скоро нужно возвращаться домой, ты берешь от этого места максимально: вдыхаешь каждую частицу воздуха, пытаешься ухватиться за каждую секунду. Но как только ограничение по времени исчезает, сразу становится невероятно скучно. Хуже того, перестаешь что-либо различать – дни, недели, месяцы, годы. Но когда что-то заканчивается, все равно невыносимо грустно, даже если понимаешь, что так продолжаться дальше не может.

– Вот именно, – кивнул Буффон обреченно. – Вечная диалектика идеального и материального. Ничего не поделаешь. Не было бы сознания, не было бы скуки и сожаления. Вот и выбор человеческий. Каждый думает: а что я буду делать в раю, к тому же целую вечность? Но все очень просто – стоит только сознание отключить – и не будет никаких проблем! Вообще никаких проблем, вот как у Пинкертона.

– Только я все равно бы остался здесь, – задумчиво добавил он через паузу. – Можно было бы придумать новую цель. Но, похоже, придется нам возвращаться к своим пенатам. Переживать этот проклятый Дазайн, как ни крути, можно только при недостатке чего-либо или в противопоставлении чему-либо.

– А по-моему, мы торопим события, – приободрилась Дама. – Во-первых, мы совсем не представляем, что произойдет после запуска Колеса. Вдруг эта новая цель возникнет сама собой.

– Точно! Представляете, к нам сюда хлынут потоки Дазайнеров, и нам придется оборудовать для них новые точки, придумывать задания. Тогда появится много работы. Хотя, – немного поразмыслив, печально сказал Буффон, – есть и другой вариант. Мы все проснемся каждый в своей постели с нашей прежней экзистенциальной тоской, и подумаем, что это был всего лишь сон.

– Ах! Лучше об этом не думать, – откинулась на подушки Дама. – Расскажите-ка мне лучше, чем там закончилось заседание БоСХ. Мсье Кочубей начал излагать концепцию своего проекта и…

* * *

Кочубей, развернув карту со всеми необходимыми руническими обозначениями, начал излагать суть Проекта высокому Собранию. Он уже не был так уверен в правоте своих идей, как раньше, но пытался хотя бы внятно описать конфигурацию Пустыни. Члены БоСХ внимательно слушали докладчика, вполне искренне стараясь вникнуть в детали.

– Вы утверждаете, что таким способом всех удастся превратить в Дазайнеров? Или, скорее, в них уже не будет нужды? – уточнил один из председательствовавших, не вынимая трубки изо рта. – Абсурд удивительный! Мне нравится. То есть эти двенадцать человек будут совершать бессмысленные действия, чтобы у всех остальных появился смысл! Гениально! Даже я бы до такого не додумался, – расхохотался он. – Только не говорите потом: «спектакль окончен, нас всех тошнит».

– Вам бы только анекдоты травить, – отозвался «сам» («Царствие Ему Небесное», – автоматически вставил Кочубей). – Тошнит от осознания истины, как известно.

– Но погодите, получается, что этак люди лишатся своей природы. Ничего не нужно будет преодолевать, страдать, разочаровываться. И тут речь идет уже вовсе не о праздной скуке меньшинства или каком-нибудь «потерянном поколении», – встал со своего места бородатый плечистый мужчина со стаканом рома в руке. – По-моему драматургия многое потеряет.

– Предположим, все зададутся целью помыслить Дазайн, – перебивая здоровяка поднялся с первого ряда интеллигентного вида немец с квадратиком усов под носом. – Но ведь существование предшествует всякой способности его осмысливать и заканчивается, когда еще ничего не прояснено. Чего же мы добьемся? Бессмысленного страха перед неизбежным? Так он изначально был присущ роду человеческому, ушли тысячелетия на то, чтобы его завуалировать…

Его прервали другие члены БоСХ, которые начали вскакивать со своих мест и перекрикивать друг друга. Можно было разобрать только отдельные возгласы:

– Тем не менее нужна эволюция! – Нет, даже революция! – Ничего не нужно, все в рамках Игры, о чем вы тут толкуете?

Когда в этом шуме стало сложно что-то различать, председатель, похожий на Алексея Максимовича Горького, зазвонил в медный колокол.

– Господа, господа, успокойтесь. Позвольте мсье Кочубею аргументировать свою позицию.

– Признаться, я и сам долго размышлял над той ответственностью, которую мы несем за судьбу человечества в случае успеха запуска Колеса Кродера. И все аргументы, приводимые здесь глубокоуважаемыми представителями БоСХ, я также не раз приводил сам себе, – не совсем уверенно начал Кочубей, но затем его голос зазвучал убедительнее. – Тем не менее я пришел к заключению, что человеческий род вряд ли способен измениться без вмешательства сверхъестественной силы, а ему просто необходимо перейти на новую ступень эволюции. Иначе не возникнет новых целей более высокого уровня, а следовательно, и достижений. В данном случае я не говорю о научно-техническом прогрессе, он как раз не нуждается ни в какой поддержке. В экстренных мерах нуждается человеческий Космос, принцип Калокагатии, если хотите, его и необходимо восстановить.

– Мда, как подтверждает история, на добровольных основаниях человек не желает быть человеком. Тоталитаризм и диктат культуры – это единственное, что могло бы улучшить ситуацию, – задумчиво произнес симпатичный брюнет с бабочкой, в пенсне.

– Наверняка, из этого может выйти нечто экстраординарное, – поддержал его джентльмен с элегантной тростью.

– Ну, тогда я двумя руками «за», – вальяжно отозвался обаятельный франт английской наружности.

– Что же, предлагаю проголосовать, – приподнялся со своего места председатель в пенсне. – Кто «за» Проект Ремифологизации Дазайнеров, означенный в протоколе как ПРеД, просьба надуть белый шарик. Кто «против», соответственно – черный.

К крайнему удивлению Кочубея и Буффона (последний наблюдал за всем происходящим с верхнего ряда) все БоСХианцы достали из карманов шарики и принялись их шумно надувать. Затем каждый из членов собрания подвесил свой шарик над головой так, чтобы его выбор зафиксировали председательствующие. Без специального подсчета всем стало очевидно, что Проект получил поддержку большинства. Через несколько секунд белые шарики взвились в безоблачное лазоревое небо над амфитеатром и понеслись над кипарисами и древнегреческими развалинами куда-то прочь. Кочубей и Буффон следили за их полетом. Когда они опустили головы, амфитеатр был уже пуст, будто все персонажи произошедшего только что перформанса растворились в воздухе. Кочубей поднялся по ступеням наверх и приблизился к Буффону.