И не прервется род - Наталья Способина

к вечеру мы остановились на ночлег в лесу. Сперва я решила, что это шутка, потому что, несмотря ни на что, не могла воспринимать стремительно темнеющий лес как безопасное место. Однако наш отряд спешился, расседлал коней и разложил костер. Присев на поваленное бревно, я поняла, что, скажи мне кто сейчас вставать и отправляться в путь, я бы просто не смогла этого сделать. Глядя на весело потрескивавший костер, на воинов Алвара, жавшихся к нему, точно к матери, я отстраненно думала о том, что стихия в тебе – это не просто невероятно, это еще и разрушительно. Ансгар сегодня выжигал из них стихию. Меня саму затронуло рикошетом, потому что основной удар был направлен на тех, кто несет Огонь. Насколько же больно и страшно было этим людям. Насколько плохо им здесь, без своей Святыни, затерявшимся в чужом для них лесу. Я смотрела на кудрявого и бородатого воина, который давал мне флягу с водой, и вспоминала слова Алвара о том, что они способны чувствовать боль от огня. Но сейчас этот воин касался пламени и не убирал руки, не отводил от него глаз, а свернувшийся клубком на плаще и неловко вытянувший сломанную ногу Вран бездумно перекатывал в пальцах красный уголек.

Рядом со мной на бревно тяжело опустился Миролюб. Повернувшись к нему, я увидела протянутую лепешку.

– Поешь.

И хотя есть мне не хотелось, я приняла лепешку и, отломив половину, вернула ему. Он криво усмехнулся и, откусив от своей половины, стал не спеша жевать.

– Скоро уже дома будешь, – сказал он спустя какое-то время.

– Зачем меня хотели убить? – спросила я. Просто не могла не спросить.

Миролюб снова откусил лепешку, прожевал, глядя в огонь, а потом медленно проговорил:

– Верно, потому что люди боятся тех, кто вернулся из мира мертвых.

– Что? – не поверила я своим ушам.

– Тебя не было два месяца. Ты… да сама все знаешь.

– Я… – начала я, понимая, что понятия не имею, как продолжить.

– Я не спрашиваю ни о чем, – негромко откликнулся Миролюб, по-прежнему глядя то ли на костер, то ли на воинов Алвара, которым никак не удавалось согреться.

Я понимала, что ступаю на опасную почву, но у меня уже просто не было сил молчать.

– Добронега перед отъездом тоже говорила странное. Будто я… забрать кого должна.

Миролюб медленно повернулся ко мне, и я перестала дышать. Что я делаю?

– Она не говорила с тобой о том прежде? – понизив голос, спросил он.

Я лишь помотала головой. Хоть в чем-то я могла быть с ним честной. Миролюб повертел головой, разминая затекшую шею, вытянул ногу и, чуть сморщившись, потер колено.

– Болит? – зачем-то спросила я.

– После скачки всегда. Мальцом с коня упал. Одной-то рукой не сразу держаться научился, – усмехнулся он.

– Мне так жаль, что с тобой это случилось.

Миролюб перевел на меня взгляд и коротко бросил:

– Не жалей!

– Да нет же! Я не тебя жалею. Тебя ни к чему жалеть. Вон ты какой сильный. Ты когда сегодня с Ансгаром говорил… Ведь ты ничего не знаешь о стихиях, а говорил так, будто ты сильнее.

– А я и так сильнее, – вдруг улыбнулся княжич. – Потому что я не боюсь. Ни смерти, ни того, что после будет.

– Вот я и говорю, что не жалею тебя. Мне очень жаль, что с тобой это случилось. Что все могло быть иначе.

Щека Миролюба дернулась, и я поняла, что зря завела этот разговор.

– Прости, – быстро сказала я. – Я от усталости. И испугалась сегодня.

Не было смысла это отрицать.

Миролюб кивнул, принимая извинения, и снова повернулся к огню. Только тут я заметила, что Алвара с Альгидрасом у костра нет. В последний раз они стояли у расседланных лошадей, потом мне казалось, что они направились к костру, однако среди воинов Алвара их не было. Я нахмурилась. Ну куда их понесло в темноте-то?

– У них говорят «Прядущие», – вдруг произнес Миролюб, и я вздрогнула от неожиданности, потому что успела потерять нить разговора. – Ансгар называл так же. У нас говорят «забавец» или… «забавица».

Я задержала дыхание, Миролюб же продолжил:

– Я не знаю Прядущих – откуда они пришли, куда идут. Зато знаю о забавцах. Неужто Добронега в детстве не пугала, когда ты спать не хотела?

– Я всегда хорошо спала, – пробормотала я.

Ожидала, что Миролюб улыбнется, но он посмотрел на меня долгим взглядом, а потом продолжил:

– Забавец – тот, кто умер, да после вернулся. Помнишь, верно, как Ярослав испугался? Ты говоришь, что он был с теми, кто тебя украл. Верно, он видел тебя умершей. То ли обманули его так, то ли привиделось. Вот и испугался. Оттого и убить тебя хотел в ночи.

– Чушь! – усмехнулась я.

Миролюб пожал плечами:

– Люд верит.

– А ты?

Он снова пожал плечами и промолчал.

– Но почему этих забавцев нужно убивать? – спросила я.

– Потому что забавы у них недобрые. Они ведь не насовсем приходят, а лишь на время. А как время их кончится, они уводят с собой кого-то из рода или просто из близких.

И вот тут все со щелчком встало на свои места. Добронегино «забери». Вот оно что. Она знала, что… Господи! Я не смогла сдержать нервной усмешки.

– А меня хотели убить, чтобы я не забрала… кого?

Миролюб снова пожал плечами:

– Да хоть кого. Хоть воеводу Свири, а без него Свирь падет – сама видишь. Хоть дитя его выстраданное, хоть… суженого.

Я резко обернулась к Миролюбу.

– Ты тоже считаешь, что я должна забрать кого-то из родни? Или тебя?

Миролюб не стал отводить взгляда:

– Я не знаю, ясно солнышко. Знаю только, что кто-то пытался тебя убить. Ты спросила почему. Я ответил.

– Но ты тоже в это веришь? Ты меня… боишься?

Сама фраза звучала смехотворно, однако я вдруг поняла, что Миролюб вырос в этом мире суеверий и преданий.

– Коль я бы тебя боялся, ясно солнышко, ты бы в Свири осталась, – глядя мне в глаза, ответил он. – Я ничего не боюсь. Хотя нет, вру. Боюсь, что не смогу меч поднять. А пока я в силах, мне никто не страшен: ни забавцы, ни Святыни их с огнями да ветрами.

И сказано это было с такой спокойной уверенностью, что я в очередной раз подумала, какой он невероятный.

– Но ты тоже думаешь, что я эта самая… забавица?

Миролюб усмехнулся и, отправив в рот последний кусок лепешки, крепко обнял меня за плечи, притягивая к себе.

– Да хоть и забавица. Ну, заберешь в свои земли? Так там, верно, ничуть не хуже, чем здесь.

Я нервно усмехнулась и вдруг поняла, что не могу остановиться. Зажав рот ладонью и давясь смехом, я хохотала и хохотала, пытаясь не думать о том, как это выглядело для мужчин.

Тот самый воин, что давал мне воду, скользнув от костра, вдруг оказался прямо перед нами. Я почувствовала, как напряглась рука Миролюба на моем плече. Воин протянул мне флягу и, повернувшись к Миролюбу, что-то сказал по-кварски, потом досадливо сморщился и что-то спросил через плечо. Савоец, говоривший по-словенски, подсказал:

– Травы.

Княжич снял руку с моего плеча и, приняв флягу, понюхал содержимое.

– Глед, – прижал воин ладонь к груди.

– Это его имя, – раздался из темноты голос Алвара, и они с Альгидрасом появились из-за деревьев.

В руке Алвар нес крупного зайца. Один из его людей тут же поднялся, принимая ношу, и, достав нож, принялся разделывать тушку. Я отвернулась. Алвар что-то спросил у Гледа, а потом взял у Миролюба флягу, понюхал и произнес:

– Эти травы силы вернут и покой.

Альгидрас забрал у него флягу и тоже понюхал, а потом протянул мне. Я вдруг подумала, что это выглядит слишком неуместно. Не он должен принимать решение, что мне пить, а что нет. Он мне никто. Миролюб, точно поняв мои сомнения, произнес:

– Пей.

Я сделала пару глотков и с благодарностью передала флягу Гледу. Тот скупо улыбнулся и, вернувшись к костру, опустился на землю рядом с Враном. Вран не стал спорить и принюхиваться – позволил себя приподнять, послушно сделал несколько глотков и снова лег на плащ, закрывая глаза. Глед