Удача гения. От обслуги до пророка: как изобрели высокое искусство - Мария Санти

Отношение человек перенимает точно так же, как шутки и крылатые фразы. Это причина вековечной скорби самобытных художников. Примерно 80 % людей, проходящих мимо работ этих художников, никогда не станут их разглядывать, потому что они не висят в музеях. Эта часть зрителей любит «только классику» и все, что на нее похоже. Даже люди, которые никогда не заходили в художественные музеи своего города, считают, что если картины художника висят в музее, значит они выдающиеся.

Возможно, новая реальность, а именно развитие горизонтальных связей, когда мы можем найти в сетях практически любого человека и связаться с ним напрямую, породит не только принципиально новое изобразительное искусство, но и оставит, наконец, в покое широчайшие слои населения, которым оно не нужно. Некоторая часть общества не хочет ни «другого мира», ни интеллектуальной иронии, а потребность в красоте утоляет уже не в живописи.

Contemporary art

За счет беспрецедентного расширения аудитории изменился среднестатистический зритель, появились институции, которые целенаправленно занимаются повышением цен на произведения искусства, вслед за этим изменилось и представление о профессии художника. Он теперь пророк: открывает новое и создает будущее.

Раньше не было ситуации, в которой миллионы могут говорить о художнике, самим фактом обсуждения создавая его популярность. Мы можем вспомнить «Сикстинскую мадонну», которую особенно обожали русские писатели. Действительно, за пару-тройку веков ее обсудили миллионы образованных путешественников. Что такое сегодня несколько миллионов просмотров? Норма или средний показатель. Люди оставляют комментарии на странице медиа или художника, и чуткие рекламодатели, с деньгами наперевес, следят за волнами человеческого внимания.

Еще двести лет назад имущественный и образовательный ценз существовали естественным образом. Сегодня в сфере высказываний об искусстве они отсутствуют, и никто не в силах отменить полифонию мнений и принципиально возросшее их количество.

Мы не найдем в эстетике прошлого ответы на современные вызовы. Аристократические и близкие к ним источники плохо относятся к толпе, и это естественно. Только толпа, которую презирал Платон, отличается от образованных граждан XXI века. Одним из несомненных плюсов возникновения этого нового широкого слоя реципиентов является то, что художнику теперь необязательно бороться за место в банке с пауками, то есть позицию придворного мастера. Двести покупателей-единомышленников дадут ему гораздо лучшее качество жизни, чем условный король-солнце.

Искусство привлекательно потому, что дорого стоит, а никак не наоборот. Гуляя по дворцу, человек может больше ощущать атмосферу власти и роскоши, чем изящество цветовой гаммы или душный китч. Точно так же как ураган впечатляет масштабом, богатство производит свой собственный эффект. Картины нищего гения в бульварных романах всегда после смерти начинают покупать за баснословные деньги, только так мифические «все» понимают, кого они потеряли.

Аукционы и дилеры существовали еще в Голландии XVII века, однако их нельзя сравнивать с современными галереями-гигантами. Голландские перекупщики занимались перепродажей предметов роскоши, а не выращиванием талантов. Современная галерея продвигает своего художника как косметический концерн – марку стирального порошка. Мы знаем великих живописцев прошлого, которые еще и блистательно зарабатывали, один из таких мастеров Рубенс. Можно сказать, что удачливые современные художники получают, вдобавок к своим потугам, каждый по Рубенсу в придачу.

Разговоры о продажах в книге об искусстве могут раздражать, ведь читатель приобрел альбом именно для того, чтобы отдохнуть от навязчивой скрытой рекламы, которая окружает его со всех сторон. Но мир изменили торговцы, а не художники и поэты, это они возили товары туда-сюда и стимулировали научно-технический прогресс. При разговоре об искусстве в XXI веке лучше очертить мохнатую руку рынка. Потому что иначе зритель рискует не разграничить то, что пишут в каталогах, и то, что пишут в исследованиях, то есть принять рекламный текст за экспертный.

В результате усилий маркетологов из галерей сегодня все чаще можно услышать, что художник «меняет правила игры», «создает новое». Самый академичный эпатаж воспринимается как важное послание передовой части общества. В начале XX века на краткий миг художник залез на плечи куратора и возвысился над «толпой». Среднестатистический зритель превратился в дурачка, который одновременно не понимает, почему он должен разглядывать писсуар наряду с картинами, и «не может так». На самом деле может, но ему за это не заплатят столько.

Зрители, привыкшие к тому, что искусство живет во дворцах и домах знати или как в XIX веке является политическим высказыванием, по привычке с уважением относятся к любому, кто называл себя художником. Сегодня даже те живописцы, которые по шаблону пишут портреты людей с рыбьими глазами, говорят, что они самовыражаются, стремясь соответствовать дискурсу начала XXI века. «Художник не может не творить», «искусство говорит последнюю правду о человечестве» – это не совсем так, но зачем спорить? Если большая часть зрителей считает, что художник должен быть немного не от мира сего, и некоторые из них покупают картины, проще подыграть.

Искусство возникло вследствие усложнения человеческого мозга десятки тысяч лет назад, сегодня оно помогает развить мозг еще больше. В реальной жизни изменения создают стресс, а комфортные условия выставки позволяют мозгу поглощать витамин новизны в чистом виде. Как от фундаментальной науки, выгода от существования искусства не прямая, но, когда она случается, незаменимая.

Рама внутри

Аукцион призван продавать, классический музей – сохранять, изучать и показывать. Классический музей нужен галеристам больше, нежели они ему. Именно галеристы пропагандируют образ художника «не от мира сего», стараясь принести в изобразительное искусство элемент шоу-бизнеса, развлечения. В музеях работают не всеведущие боги, а люди, которые, выбирая современных художников, могут опасаться насмешек со стороны арт-сообщества.

Аукционы не всемогущи. Не у всех желающих продаваться дорого это получается (откусивший банан Маурицио Каттелана художник до цен Каттелана пока не догрыз). И не все работы растут в цене. Из художников XX века, «фигурировавших в каталогах “Кристи” и “Сотби” двадцать пять лет назад, сегодня вы сможете найти на крупных аукционах меньше половины»[105].

Но рассказывают чаще об успешных случаях. К тому же цены на аукционах подогреваются искусственно (реклама, разжигание духа конкуренции, выкуп дилерами своих работ, чтобы они не оставались непроданными, роскошные каталоги). Поэтому топовые продажи действительно впечатляют.

Велика роль внеэстетических факторов: социализации и самопрезентации, желания элит иметь еще один способ хранить деньги, особенно если к их происхождению могут возникнуть вопросы. Критик Роберт Хьюз сказал о нью-йоркских коллекционерах: «Бо́льшую часть времени они покупают то, что покупают все. Они ходят большими стаями, как тунец, и все совершенно одинаковые. В стае они чувствуют себя в безопасности. Если кто-то один захотел Шнабеля – тут же все захотят Шнабеля, один покупает Кейта Харинга – тут же будет продано еще двести его вещей»[106].

Если