Адриан Моул. Годы прострации - Сью Таунсенд

Каким-то образом по деревне распространились слухи о моей болезни. Вряд ли доктор Вулфовиц имеет привычку обсуждать с посторонними своих пациентов и их недуги, так что в разглашении медицинской тайны я подозреваю миссис Лич. Больше просто некому. И я твердо намерен пожаловаться в Британскую медицинскую ассоциацию. Кое-кто из посетителей паба подходил ко мне, завязывал беседу, но все смотрели на меня так, словно снимали мерку для моего гроба. И все же в какой-то степени, пусть и очень малой, общее внимание было мне приятно.

На выходе из паба, катя отцовскую коляску и держа за руку Грейси, я столкнулся с дамой из Тимбукту. Она спросила, не удочерили ли мы Грейси. Шутливым тоном я ответил, что, насколько мне известно, у Грейси моя ДНК.

Отец в неуклюжей попытке сострить добавил:

— Хотя в нашей семье никогда не знаешь наверняка.

Дама из Тимбукту, чье имя я позабыл, продолжила:

— Она не похожа ни на кого из вас, такая смуглая, чернявая, настоящая цыганочка.

Отец рассердился:

— Мы идем домой или как?

Однажды цыгане в отсутствие отца засыпали щебенкой подъездную дорожку к его бывшему дому на бульваре Глициний, а затем пытались содрать с него тысячу фунтов. Он уже собирался выписать им чек и выписал бы, если бы мать вовремя не вернулась домой и не напомнила ему, что на его счету нет ни пенса. В отместку цыгане перегородили подъездную дорожку кучей щебня, и отец некоторое время не мог пользоваться машиной.

До работы сегодня добрался с трудом. Когда не было посетителей, пробовал работать над «Чумой!». Однако муза оставила меня, а кроме того, я сообразил, что не управлюсь с постановкой пьесы в одиночку. Написал викарию, он у любительской труппы Мангольд-Парвы в роли председателя.

Дорогой Саймон,

С великим прискорбием должен уведомить Вас, что в связи с ухудшением здоровья я более не в силах сочинять, ставить и выпускать наш спектакль «Чума!». Сознаю, что это явится для Вас ударом, но мне передавали о зарождающемся движении в массах в пользу постановки «Иосифа и чудесного разноцветного плаща снов», спектакля, возможно, более подходящего для труппы, базирующейся в церкви.

Остаюсь, сэр, Вашим покорным и преданным слугой,

А. А. Моул.

P. S. Нет ли у вас на кладбище свободных семейных участков, которых не было бы видно из окон начальной школы?

По почте пришло уведомление: завтра в 10.15 встречаюсь с онкологом Королевской больницы.

Моего онколога зовут доктор Софья Рубик.

— Рубик? — переспросил я. — Как у кубика?

— Да, — вздохнула врач, — как у проклятого кубика.

Она предложила мне сесть и спросила, как ей меня называть. С первого раза я не понял, что она сказала, — мне послышалось «как ей меня раздевать», потому я вскочил и начал торопливо расстегивать ремень, — но, когда недоразумение разъяснилось, я ответил:

— Зовите меня просто Адриан.

Признаться, дорогой дневник, я не смог полностью сосредоточиться на том, что говорила врач о предлагаемых методах лечения. Я вспоминал тот день, когда отец выбросил в канал мой кубик Рубика во время нашей совместной рыбалки. Отец заявил, что непрерывное пощелкивание распугивает рыбу. Но, вероятно, кое-что я все же уловил: мне предлагали выбирать между «наблюдать и ждать», лучевой терапией, введением источника излучения внутрь, хирургическим вмешательством, радиоактивным ультразвуком и фотохимиотерапией.

Меня охватила легкая паника, словно я находился в кондитерском отделе самообслуживания магазина «Вулвортс». Что бы доктор сама порекомендовала, спросил я.

— Мы решим этот вопрос вместе, Адриан, — ответила доктор, и ее североамериканский акцент прозвучал музыкой в моих ушах.

— Но я не специалист, — заметил я. — Выше «тройки» у меня по биологии никогда не было.

— Тем не менее мы считаем, что, когда пациенты активно задействованы, лечение продвигается много успешнее. У пациентов, освоившихся со своей болезнью, прогноз обычно более удовлетворительный.

— Хорошо, какой из методов наименее болезненный?

— Ни один из них не причиняет боли, Адриан, хотя, полагаю, многое зависит от вашей выносливости. Однако некоторые виды лечения доставляют неудобства и приводят к неприятным побочным эффектам.

— А у какого лечения побочные эффекты наименее тяжелые?

— У ожидания под наблюдением, полагаю, но в вашем случае мы не можем наблюдать и ждать. Вам необходимо лечение, и начинать нужно в самое ближайшее время. Уровень вашего САП выше, чем мне хотелось бы.

— САП?

— Специфический антиген простаты, — отчеканила доктор. — Это жидкость, которая переносит и питает вашу сперму, и она очень важна для сохранения половой функции.

Затем она вручила мне буклет:

— Прочтите, обсудите с родными, а затем мы с вами продолжим.

Я опустился на стул в приемной, чтобы немного прийти в себя, и услышал, как пожилой мужчина говорит жене:

— На повторную операцию на простате я ни за что не соглашусь, даже если мне посулят годовой урожай китайского чая.

Шагая по больничной парковке, я мысленно вычеркнул «хирургическое вмешательство» из списка предлагаемых методов лечения.

Не надо было обсуждать с членами моей семьи, какое лечение выбрать. У каждого было свое сугубо индивидуальное мнение о том, что мне больше подойдет.

Листая «Лечение простаты: популярный справочник», Георгина возмущалась:

— Разве эта чертова докторша не должна сама решать, как тебя лечить? В конце концов, речь идет не о чем-нибудь, а о раке, мать его.

— Прошу, Георгина, — сказала моя мать, — не произноси этого слова.

— Какого слова? — переспросила Георгина.

— Ты знаешь, — ответила мать, — на букву «р».

— Рак? — уточнила моя жена.

— Пожалуйста, — повторила мать, — не произноси это.

— Но разве мы не с этим самым имеем дело? — возразила моя жена. — И что толку сюсюкать и темнить?

— Когда я был маленьким, мы называли эту болезнь «мрак», — улыбнулся отец ностальгическим воспоминаниям.

Георгина вызвалась сопровождать меня в больницу. Я сказал, что предпочту отправиться один, ожидая, впрочем, что она будет настаивать на своем. Но она тут же со мной согласилась, и я огорчился.

Татуировки я не одобряю и поэтому встревожился, когда доктор Рубик сказала, что, поскольку я выбрал дистанционную лучевую терапию, мне придется смириться с несводимыми татуировками в том месте, где у меня опухоль. Но кто будет меня колоть? Меня что, обязывают посетить салон?