Час гончей - Мэри Блум

разбрелись по комнатам, готовясь ко сну. Достав из кармана конверт со знакомым корявым почерком, я развернул его и вытащил небрежно сложенный листок, на котором отец размашисто сообщал, что желает вступить в Братство. И все — ни слова больше, ни единого пояснения. Тут мне даже стало немного жалко Темноту. Что, ее тоже хотел бросить?

Письмо было датировано за два месяца до его самоубийства — так что оставалось загадкой, вступил он, не вступил и почему сделал с собой то, что сделал.

— Ну как, — раздалось из висящего на стене зеркала, — доволен? Найдешь мне теперь тело?

Убрав письмо в ящик стола, я подошел к нему. Темная маска без ушей и бровей сквозь черные прорези глаз смотрела прямо на меня.

— Хочу красивую девушку, — добавил следом этот артист.

Понимаю, я их тоже хочу — но это будет не человек.

— В человека я тебя не пущу.

— А вот Темнота пускает, — сразу же возразил мой собеседник.

— А вот я не Темнота.

Маска слегка поморщилась.

— Ну тогда ворон, крыса или кот, — без энтузиазма перечислил веном.

Да хоть морская свинка — тут у меня не имелось возражений. Когда я уходил из кабинета, мы договорились до того, что тушку себе он подберет сам, а я пока перевешу его в гостиную поближе к телевизору. Уж эту-то радость тот, без кого — его цитата — я бы не появился на свет, заслужил.

До своей спальни дойти я не успел. Только поднялся по лестнице, как ближайшая к ней дверь отворилась, и из комнаты, куда мы заселили Нику, выглянула ее новая хозяйка — в кружевном халатике, настолько коротком и тонком, что в принципе было без разницы, надет он или снят.

— Заглянешь в гости? — проворковала моя балерина. — Меня нужно согреть…

Следом халатик шлепнулся на пол, не оставляя вариантов. Бедная голая девушка так и просилась в теплую постель. Кто бы оставил ее на пороге?

Из спальни Ники я вышел приятно вымотанным, чувствуя себя кем-то вроде султана в гареме, и добрался до покоев главной жены. А вот там меня ждал неожиданный сюрприз — оказывается, в нашей постели появился третий.

На нашем одеяле пушистым белым комком устроился щенок — свежевымытый, завернутый в полотенце и аж язык высовывающий от удовольствия, пока новая хозяйка бережно расчесывала ему шерсть. Я посмотрел на него, и он посмотрел на меня — удивленно, словно спрашивая, что и со мной, что ли, придется делить большую мягкую кроватку? Такой же вопрос, паршивец ты мелкий.

— Я назвала его Снежок, — моя красавица подняла глаза на меня.

— Снежку необязательно спать вместе с нами, — заметил я.

— Но ты же сам говорил, что мне с ним нужна привязка…

— Несколько ночей — не больше. А потом Снежок отправится в свою лежанку. Я не собираюсь тебя с ним делить, — я потянул Улю к себе.

— Я вот тебя делю и не жалуюсь, — лукаво отозвалась она. — И кстати, от тебя пахнет сейчас ее духами.

— Могу смыть.

— Не надо, — моя прелестница прильнула к моим губам, — мне даже нравится этот запах…

Следующую четверть часа недовольным на этой кровати был только щенок, чьи попытки помешать нам закончились полным провалом. После я откинулся на подушку, чувствуя, что усну за мгновение, а Уля снова вернулась к пушистому комку, который так и напрашивался на свою порцию ласки.

Выдирая из неги, на моей тумбочке задергался смартфон, и на весь экран растянулись очередные незнакомые прелести, туго затянутые в розовой лифчик с вышитыми цветочками. Да сколько же можно… Хотя чего я хочу? Груди в столице не заканчиваются — как и девицы, желающие их показать.

Ep. 13. Княжна Вяземская (I)

— Отправила? Ты ему правда отправила⁈ — среди розовых стен гудел целый хор женских голосов.

— А то! — фыркнув, девушка одернула пижаму под любопытные взгляды подружек.

— Вот же ты отчаянная! — мигом загалдели они. — И что ответил?

— Ничего не ответил, но стоит, что прочитал, — отозвалась она, глядя в смартфон.

— А прикинь, теперь всю ночь будет дрочить, сиськи твои рассматривать! — хихикнула одна подружка.

— Да ладно тебе, у Люберецкой-то поди получше, — прыснула другая.

— Лучше, чем мои? — девчонка со смартфоном снова задрала пижаму, показывая под общий смех все свое богатство в лифчике с цветочками.

Слушая болтовню подружек и глядя на эту дурость, Настя Вяземская поморщилась. Как же она ненавидела такие разговоры. Она вообще не слишком любила такие девичники — они больше нравились ее сестре. Ну и конечно же, ее брату — потому что те, кто перемечтаются этим вечером о мессире Павловском, ночью тайком пойдут к ее брату как к ближайшему члену, который способен их развлечь.

— Вот же ты шлюшка! — не унимались вокруг девчонки.

— Да что такое? Лица ж не видно…

— Ну так он же колдун! Наколдует еще и выяснит, кто ты, и придет и будет тебя всю ночь бурить. Вот так вот хочешь? — фыркнула сестра и начала щекотать подружку.

Та откинулась на расстеленный по полу мягкий пушистый — невыносимо розовый — плед и расхохоталась, и хохот опять подхватили все.

Настя снова поморщилась, чувствуя, как от дружного заливистого смеха начало стучать в висках. Можно подумать, колдунам нечего делать, кроме как бурить каких-то дур всю ночь. Как будто колдуны нужны только для этого. А если ты шлюха, зачем это показывать? По крайней мере, тому, кто не оценит.

— Взяла уровень! Будет он ее бурить, он Люберецкую бурит…

— Ой, а вы видели ее новое платье…

Дальше все дружно полезли в аккаунт балерины рассматривать ее тряпки. Настя потерла виски, где стучало с каждой секундой все громче. Взгляд с досадой прошелся по розовому пледу, по точно таким же розовым стенам — по ее мировоззрению, стены надо было выкрасить в черный. Но кто ее тут спрашивает? В родительском доме все было так, как хотели родители. Каждый угол вон оберегами завешали — так, что в глазах уже рябило от серебра. Знали бы они, что ничего не помогает.

— А Люберецкая-то у него не одна, — заметила сестра, — мы и другую с ним в театре видели… Правда, Насть?

В ответ княжна Вяземская криво усмехнулась. Да, окружил кое-кто себя красотками — одна повсюду его брошью размахивает, другая сверкает кулоном с его знаком. Довольные девки, которым теперь можно не бояться. Ну конечно, у них же есть защитник — мессир Павловский.

Это имя уже раздражало. Брат болтал о нем не затыкаясь, даже отцу все уши о нем прожужжал. Скоро это имя можно будет во время завтрака размазывать по тостам — так его много в последнее время в доме. Даже в ее комнате сейчас говорят только о нем — будто в мире