Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

— Именно это я пытался понять, когда он убежал. К сожалению, я еще не получил историю его болезни.

На несколько секунд психиатр задумался, и на его лбу появилась морщина в форме буквы S. — Потом он продолжил:

— Тома осознавал, что болен. Он однажды сказал мне, что осознает это с тех пор, как к его бедной голове прикрепили электроды. Никогда — вы слышите, никогда! — его не спрашивали: хочешь поговорить о том женском голосе, который отдает тебе приказы? Никогда! Разгадка, несомненно, кроется в этом.

Скоростной поезд до Марселя опаздывал из-за снегопада. В зале Лионского вокзала пассажиры толпились перед табло. Ждать поезда придется в лучшем случае два часа.

Несколько таксистов курили папиросы и топали, чтобы согреться. Легкий ветер с полюса снова и снова пролетал через привокзальную площадь. Де Пальма и Карим ускоренным шагом дошли до пивной «Два циферблата» и заняли места за одним из круглых столиков. К ним сразу же подошел официант — упитанный, с отвисшими щеками. Оба заказали кофе.

— Ты знаешь, что находится в пещере Ле-Гуэн? — внезапно спросил де Пальма у Бессура.

— Ну… наскальные росписи, — ответил тот.

— Главная из них — «Убитый человек», очень редкий рисунок.

— Что это такое?

— Сделанное резцом изображение человека, который убит… по крайней мере, символически. В определенном смысле — первое изображение убийства в истории человечества. Такие рисунки есть и в других пещерах — например, в пещере Шове.

— Ты специалист в таких вещах?!

Де Пальма отвел взгляд, какое-то время смотрел в сторону улицы, потом улыбнулся и ответил:

— Нет. Я просто пытаюсь понять ненормального человека Тома Отрана. И разумеется, понять его сестру Кристину. Наше общество считает варварством все, что далеко от него — далеко в пространстве или во времени. Отран отстаивает права того, что далеко от нас во времени.

— Значит, он присоединяется к варварам!

— Нет. Это мы загоняем его в их лагерь.

Бессур помешал свой кофе и спросил:

— Кто такой этот Ломброзо? Я слышал что-то о нем в полицейской школе, но что именно, не помню.

— Великий итальянский криминолог. Он думал, что преступник — это что-то вроде современного кроманьонца. Человек, в котором проявились и погубили его свойства людей палеолита, сохранившиеся в генах у нас, цивилизованных людей.

— Чепуха!

— Может быть, и так. Но в криминологии на основе чепухи часто создают новую школу. Это позволяет не видеть за убийцей человека. В середине XIX века Ломброзо, итальянский врач, исследовал тысячи черепов преступников и обнаружил у большинства этих черепов похожие характеристики. На этой основе он сделал несколько выводов, которые считал законами природы, составил антропологию преступников и объявил, что более чем в трети случаев причина преступления — наследственность. Ломброзо утверждал, что во внешности преступников есть отличительные черты, по которым их легко определить. Все эти особенности сближали преступника с первобытным человеком и даже с обезьяной — нашим предком. О некоторых знаменитых убийцах даже написано, что у них были необыкновенно длинные руки, как у приматов.

— Ты в самом деле полагаешь, что люди и теперь так думают? — поинтересовался Бессур.

— Конечно, — подтвердил де Пальма. — Такие штампованные представления нельзя стереть из умов, как надпись с доски мелом. Кроме размеров черепа, Ломброзо использовал и другие анатомические критерии. Например, отметил, когда у человека в детстве прорезались не все зубы или были лишние пальцы на руках или ногах. Для Ломброзо все человеческое общество деградировало. И поэтому количество преступлений могло только возрастать.

— Я припоминаю, что где-то слышал что-то подобное.

— Важно, чтобы ты знал вот что: некоторые ученые до сих пор не расстались с этими теориями. И в их числе — тот, с кем ты скоро встретишься.

— Кто это?

— Доктор Кайоль. Психиатр, лечивший Отрана.

Зазвонил мобильник. После короткого разговора Барон нервно засунул его в карман, потребовал счет и сказал Кариму:

— Очень жаль, сынок, но мы опоздаем на марсельский поезд.

Три машины службы общественной безопасности перегородили улицу, оставив для проезда местным жителям всего одну полосу. Люди в белых комбинезонах и шлемах входили в квартиру на первом этаже, выходили, рылись в больших ящиках и возвращались обратно уже с другим инструментом в руке. Де Пальма и Бессур, расчищая себе путь, вошли в квартиру.

— Убитую звали Люси Менье, — сказал комиссар Рейно из бригады уголовной полиции Парижа. — Я сразу подумал про того типа, за которым вы охотитесь.

Бессур поднес ладонь ко рту и несколько раз глотнул воздух, чтобы подавить приступ рвоты.

— Черт! Я думал, что уже немало повидал…

— Ну, теперь ты больше не сможешь так сказать, — заметил де Пальма.

Труп Люси Менье лежал на продолжавшем работать телевизоре. Руки свисали по бокам экрана, грудная клетка была вскрыта. На экране ведущий утренней программы из разряда «магазин по телевизору» представлял товар, цена на который снижена, — устройство для чистки вещей паром под высоким давлением.

— Сердце исчезло, — пробормотал техник в белом комбинезоне.

Де Пальма старался запомнить каждую подробность и ничего не упустить. Присутствие полицейских из парижской бригады его раздражало, но он был не на своей территории и должен был смириться.

Его взгляд пересекся с мертвым взглядом Люси. Один ее глаз был наполовину закрыт синяком, второй широко раскрыт. Де Пальме захотелось куда-нибудь спрятаться, убежать отсюда. Или выпить виски или еще чего-нибудь крепкого.

— Обратите внимание, что она была раздета на кушетке! — приказал он Кариму громче, чем надо, чтобы овладеть собой. Но тот уже перешел в другую комнату.

— Вы мне что-то сказали? — отозвался техник, снимавший защитные очки.

— Нет, — отозвался де Пальма, стараясь больше не смотреть на труп Люси. — Могу я взглянуть на другие комнаты?

— Хоть сейчас: мы уже все их просмотрели.

— Следы есть?

— Да. Отпечатки большого и указательного пальца на книгах. Книги опечатаны. Номер 30, если не ошибаюсь.

— Очень хорошо! Не могли бы вы передать их нам, когда вас сменят? Я хотел бы знать это заранее.

— Нет проблем.

В квартире была еще одна комната, кроме этой. Ее зарешеченное окно выходило прямо на улицу. Люси Менье повесила на это окно тюлевые занавески, которые успели пожелтеть от времени, и толстые шторы, чтобы укрыться от нескромных взглядов.

На книжной полке — несколько старых книг. Де Пальма заметил среди них «Шаманизм и религию кроманьонцев» и «Шаманов доисторической эпохи» Клотта и Льюиса и тихо сказал: