Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

— Та же книга, что в Клерво.

— Посмотри на стену! — крикнул Бессур.

Негативный отпечаток ладони.

Де Пальма просмотрел фотографии, сделанные в камере Тома Отрана, и воскликнул:

— Он такой же!

Бессур наклонился, посмотрел через его плечо и подтвердил:

— В точности такой же.

Никогда нельзя предсказать, с чего начнется ближайший выпуск новостей на радио. Де Пальма был готов спорить на что угодно, что пресса займется убийцей Люси только завтра, и ошибся. В восемь часов, в экстренном выпуске новостей, было рассказано обо всем, что он только что пережил вместе с Бессуром, причем телевизионщики проявили извращенную любовь к подробностям.

В прессе то же самое: снова и снова повторялись слова «серийный убийца», «чудовище», «зверь в человеческом облике». О людоедстве еще не писали: очевидно, напишут завтра, подумал де Пальма, решили оставить что-нибудь для передовой статьи.

Де Пальма достаточно насмотрелся на то, как начальники полиции и государственные чиновники тайком сливают информацию журналистам, чтобы добыть себе крупицу славы. Скоро лицо Отрана появится на экранах и на первых полосах газет. Отран во второй раз станет тем, что де Пальма так ненавидит, — именем, которое будет напечатано огромными жирными буквами поперек всех пяти колонок на первой полосе.

Коробка с делом Отрана стояла на старом шкафу с застекленной дверцей, который достался де Пальме от родителей. Майор снял ее оттуда и поставил на покрытый ковром пол.

Первыми ему попались на глаза протоколы, составленные во время ареста близнецов двумя офицерами, которые участвовали в задержании. Де Пальма стал быстро просматривать их и задержался на одной бумаге. Список вещей, конфискованных у брата и сестры. В нем — одно лишь подводное снаряжение. Вот что написал лейтенант:

«Конфискуются:

— два комбинезона для подводного плавания, поношенные, черного цвета, мокрые;

— две пары ласт, поношенные;

— две маски для подводного плавания;

— две бутыли со сжатым воздухом, полупустые».

В то время, когда были арестованы близнецы Отран, в пещеру существовал вход с суши. (Несколько лет назад он был засыпан обвалом.) Но тогда им не обязательно было спускаться под воду. То есть не было объективных причин, чтобы хранить в пещере это снаряжение. Список был длинный, как для серьезной экспедиции. А у близнецов не было необходимости ни входить в пещеру, ни выходить из нее под водой.

Он позвонил Полине Бертон.

— Вы раскопали все затопленные углы пещеры?

— Да, все проходы, которые идут от затопленного зала. Почему вы спрашиваете меня об этом?

— Не знаю. Я пытаюсь кое-что понять.

Полина была не одна. Она попросила де Пальму подождать несколько секунд и куда-то ушла, а вернувшись, сказала:

— Осталось проверить только одно место.

— Какое?

— Бездну.

— Что это за бездна?

— Большой колодец рядом со скалой, похожей на драпировку, где сохранились следы рук. Еще никто никогда не опускался на его дно. Никто.

Дом стоял за скалой, похожей на сидящую собаку. Отран не был здесь с тех пор, как последний раз проводил каникулы вместе с сестрой. Несколько воспоминаний всплыли на поверхность его ума, но он прогнал их.

Отран посмотрел на небо. Большое облако, единственное на всем небосводе, должно было через несколько минут пройти мимо луны. Он снова вскинул на плечо свой рюкзак и пошел так быстро, как только мог, хотя ему мешали корни сосен, протянувшиеся между камнями.

Ветер только что усилился и бешено свистел в скрюченных пальцах старых дубов. Воздух, в котором словно происходило сражение, пах смолой, миндалем и гвоздикой. Как раз перед тем, как луна исчезла за большим облаком, Тома разглядел дом. Белые каменные стены отсвечивали странным мертвым блеском. Дорога, которая к ним вела, не была длинной, но уже много лет никто не заботился о ней, и теперь Отран вынужден был осторожно пробираться вперед между кустами, ветки которых царапали его кожу. Время от времени он останавливался, нюхал и слушал.

Тома помнил, что раньше ключ от дома лежал за маленькой прачечной. Там же он должен лежать и теперь: прачечной, скорее всего, никто не пользуется с тех пор, как высох родник. Оставалось только надеяться, что дом не разорен какими-нибудь вандалами и что никто не поселился в нем самовольно. А воровать там всегда было нечего — разве что воспоминания, но их никто и ничто не может отнять у человека. Даже в доме сумасшедших врач не сумел заставить замолчать его память. Тут химия оказалась бессильна.

Среди деревьев, которые росли на гребне холма, пролетела сова. Отран остановился и втянул ноздрями воздух — ни собаки, ни человека и никаких опасных животных. Только острый горьковатый запах хвои, которой была усыпана земля.

Он осторожно пошел вперед. Все его чувства были напряжены до предела. Черепица крыши блестела на изгибах в отсветах луны. Дом не изменился. Дверь маленького гаража была сломана и висела на последних винтах, еще продолжавших держаться в сухой древесине. Никто не приходил сюда почти десять лет. Маленькая терраса заросла ежевикой и плющом. На ней лежали остатки скамьи. Его отец часто сидел здесь и смотрел на своих детей, игравших среди сосен. Теперь землей под соснами завладел кустарник.

Ключ был на прежнем месте — за прачечной, только засыпан листьями и хвойными иглами, которые приносил сюда ветер. Тома схватил его и несколько секунд гладил кончиками пальцев. В лесу затрещали ветки, хрюкнул кабан. Тома вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь. В ноздри ему ударил запах гнилой ткани и пепла. Тома закрыл дверь и долго стоял в темноте. Дом скрипел под ударами ветра. Временами Отрану казалось, что он слышит голос сестры, которая перед сном всегда рассказывала шепотом невероятные истории, медленное дыхание отца и потрескивание его пеньковой трубки.

Он открыл свой рюкзак, достал оттуда купленный в Париже фонарь и включил свет.

Все было на месте, но покрыто толстым слоем времени. В гостиной — большой и массивный дубовый стол и стулья с соломенными сиденьями. На этих стульях он когда-то качался, ожидая неизбежные макароны с томатным соусом в полдень и овощной суп вечером. Отец готовил очень плохо.

Тома решил раздеться, чтобы его тело пропиталось холодом. Оно еще болело, его тело, но не задрожало от холода. Отрана ободрило то, что его организм хорошо выдерживает низкую температуру: значит, он все еще хозяин своих мышц и нервов. Долгие часы тренировок в тюрьме и лечебнице принесли свои плоды.

На стенах, которые местами вспучились от плесени, висели две гравюры в рамках. Обе изображали перевал Сент-Мари во времена, когда через Атлантику плавали на кораблях. В те дни буксиры, дымя во все легкие, передвигали гигантские тела лайнеров, снаряжая их в путь до Нью-Йорка или Рио.