Бабель. Человек и парадокс - Давид Розенсон

И снова тема «настоящего Бабеля» — то ли еврея, то ли полуеврея-полурусского — и выражения его взглядов в литературном творчестве становятся предметом споров. Гильбоа утверждает, что «нееврейский» мир овладел Бабелем сызмальства. И все же, как бы Бабеля ни манили светская жизнь и светское общество, он, согласно Гильбоа, прикован к своим еврейским корням и душа его разрывается «между традицией и революцией».

Гильбоа пишет, что «во многих рассказах Бабеля обнажается еврейская душа, разрывающаяся между традицией и революцией»: «Революция — скажем ей да, но неужели субботе мы скажем нет?» Он вспоминает о многих евреях, надеявшихся на соединение двух этих понятий, и упоминает рассказ «Сын рабби». Позицию героя Гильбоа переносит на Бабеля и восклицает: «Странная мечта русско-советского писателя!»

Далее Гильбоа пишет, что с победой в литературе принципа социалистического реализма Бабель перестает писать и в этом проявляются его протест и его героизм. Подчеркивает, что в 1934 году, на съезде советских писателей, Бабель позволил себе дерзкую выходку, заявив в своей речи о праве писателя «писать плохо». Это, пишет Гильбоа, был протест против вмешательства комиссаров в литературу. Гильбоа видит «исчезновение» Бабеля в 1939 году как наказание за это выступление. Упоминает, что дальнейшая судьба писателя была неизвестна вплоть до 1956 года (даже если Бабеля реабилитировали в 1954-м, Гильбоа почему-то считал, что это случилось в 1956-м. Возможно, из-за того, что известие об этом пришло к нему только в 1956-м?) — «начала оттепели реабилитации» и его произведения были вычеркнуты из школьной программы и изъяты из библиотек.

Спустя время, пишет Гильбоа, появился сборник рассказов Бабеля с «восторженным предисловием» Ильи Эренбурга. Но в последние годы (то есть в конце 1950-х) в советской печати вновь стали появляться заметки, отмечающие реакционный характер творчества Бабеля, чьи образы заимствованы из буржуазной и патриархальной среды, безвозвратно отошедшей в прошлое. Гильбоа подчеркивает, что советским критикам не по нраву еврейские образы и еврейский дух произведений Бабеля.

В последнем абзаце Гильбоа сообщает, что «17 марта 1941 года был вырван из жизни один из величайших писателей поколения — кровь от крови нашей, плоть от плоти нашей. Подошел к концу полный мучений его жизненный путь. Но его творчество продолжало жить — и будет жить вечно!»

Следом за статьей Иеошуа Гильбоа следуют переводы двух рассказов Бабеля — «Сын рабби» (подпись: на иврите Р. Р.) и «Кладбище в Козине» [с пометой: появилось в сб-ке «Конармия». Подпись: перевел Зеэв Бен-Шломо, «Аль а-мишмар» (без указания даты)].

И. Ахигар (псевдоним). Ицхак Бабель и его еврейские персонажи // Ялькут Маген. 1965. № 35–36. Июнь. С. 6–67. [Автор: Иосиф Бергер-Барзилай (прежнее имя: Исаак Железник, с 1922 г. Барзилай).]

Бергер-Барзилай, родившийся в 1904 году в Кракове и умерший в 1978-м в Иерусалиме, будущий известный израильский журналист и политолог, вступил в молодежное сионистское движение «А-шомер а-цаир» в Польше и переехал на территорию будущего Государства Израиль в 1920-м. Через два года после переезда Барзилай стал секретарем Палестинской коммунистической партии, тогда находившейся вне закона, и использовал свой талант организатора для создания коммунистических союзов в Сирии, Ливане и Трансиордании; он также установил прочные рабочие отношения с арабскими лидерами в Палестине. В марте 1929 года Барзилай тайно посетил Москву, где, по слухам, получил пятичасовую личную аудиенцию у Сталина, во время которой описал положение и возможности на Ближнем Востоке. К 1934 году, успев побывать на посту председателя Коминтерна в Берлине и на Ближнем Востоке (1932–1934), он был исключен из партии, арестован за «троцкистскую агитацию» и получил пять лет тюрьмы. В 1936 году Барзилай был приговорен к смерти за отказ давать показания против Григория Зиновьева (настоящее имя — Овсей-Гершон Аронович Радомысльский-Апфельбаум; 11 сентября 1883 — 25 августа 1936), большевика, революционера и советского политического деятеля. Зиновьев долгое время возглавлял Коминтерн, а также был организатором нескольких неудачных попыток коммунистического переворота в Германии в начале 1920-х. Он был конкурентом Сталина, который убрал его из советского руководства. Зиновьев стал главным обвиняемым на постановочном суде в 1936 году, «Процессе шестнадцати», знаменовавшем собой начало так называемого Большого террора в СССР. Зиновьева признали виновным и расстреляли на следующий день. Барзилай был близко знаком с Зиновьевым, но смертный приговор ему заменили восемью годами лагерей. Барзилай провел в лагерях более пятнадцати лет и в 1951-м был приговорен к пожизненному поселению с отбытием в Сибири. В 1956 году он был реабилитирован, восстановлен в партии, уехал в Польшу и оттуда в 1957-м эмигрировал в Израиль. Автор нескольких книг и воспоминаний о своем лагерном периоде, Барзилай начал соблюдать установления ортодоксального иудаизма и читал лекции по советологии и коммунизму в Университете Бар-Илан.

Первая глава статьи Барзилая о Бабеле: «Бабель — свидетель и художник». Здесь автор подчеркивает, что Бабель «впитал в себя сокровищницу русской литературы и моральное величие Танаха».

«Бабель был не только свидетелем, который умел понять, что происходит вокруг, и истолковать это. У него была также интуиция художника, которая помогала ему понять суть». «В его рассказах была убедительная свежесть, которая сразу завоевала сердце читателей».

Далее Барзилай пишет, что Конармия Буденного помогала установить власть большевиков в Украине. Еврейские образы у Бабеля: «…их слова и дела являются зеркалом, в котором правдиво отражены трудящиеся страдающие еврейские массы и их роль в революции».

Вторая глава: «Великий мастер короткого рассказа». Здесь отмечено, что Бабель писал лишь короткие рассказы и удостоился лестного прозвания «русский Мопассан». Он не только мастер психологического анализа, но и отточенных лаконичных формулировок и ярких портретов. Его еврейские персонажи так и просятся на сцену — это готовые театральные образы.

«В его рассказах прорываются революционная энергия народных масс во время Гражданской войны и сложный клубок противоречий, к которому пришла революция, а также философское осмысление происходящего устами еврейского мудреца р. Гедали». Автор пишет о том, что Бабель тщательно, много раз правил написанное, добиваясь выразительности и лаконизма.

Третья глава: «Рядом с Горьким». «В рассказах о революции в русской литературе двадцатых годов Бабель был исключением. Его ревнивое отношение к правдивому высказыванию и отстаивание собственного мнения (которое не всегда совпадало с официальным) осложняли его путь».

Дальше написано о значении дружбы с Горьким, который всегда защищал Бабеля и делал его физически неуязвимым, пока Горький был жив.

Четвертая глава: «Последние дни Бабеля». В данной части статьи отмечено усиление реакции во второй половине 1930-х годов в СССР, о пике «культа личности», о давлении на литературу, о смерти Горького: «был отравлен (это по официальной версии, которая пока не опровергнута)», о забвении творчества Бабеля в сталинское время. Последняя фраза: «Хорошо, что Бабель удостоился того, что его знают ивритские читатели Государства Израиль — благодаря превосходному переводу Авраама Шленского».