Бабель. Человек и парадокс - Давид Розенсон

Кто бы подумал, что такое возможно? В докладной записке также указывалось, что журналы «Вопросы литературы» и «Знамя» должны заняться анализом и публикацией ошибок, сделанных Эренбургом в хвалебной статье про Бабеля; далее настоятельно рекомендовалось, чтобы «Литературная газета», где Эренбург напечатал свою обширную статью, пересмотрела свой взгляд на ценность его комментариев.

На следующий же день секретарь ЦК П. Н. Поспелов поставил на докладной записке резолюцию: «Согласен», превращая ее в директиву ЦК, обязательную к выполнению. Ее выполнили: «Литературная газета» (24.04.1958) и «Знамя» (№ 4, 1958) обрушились на Эренбурга за то, что он посмел хвалить Бабеля.

В статьях формально сохранялась крупица уважения к таланту Бабеля, но проведенный Эренбургом анализ влияния и литературного стиля Бабеля смешали с грязью; что гораздо хуже, манера письма Бабеля объявлялась устаревшей («На манере этого писателя явственно сказалось влияние декадентской литературы предреволюционных лет»).

Авторы статей дошли до того, что обвинили Бабеля — по тем временам такое обвинение было равносильно удару ножа в спину — в том, что его произведения содержат «неясность, запутанность мировоззрения». Они назвали Бабеля «далеким от народа» человеком, не понимающим идеалов и целей революции. Разгром был полным. Несмотря на официальную реабилитацию, видимую влиятельность Эренбурга и его выступление в защиту Бабеля, советская цензура не допускала книги Бабеля в печать.

Из-за описанных событий и официального осуждения любых положительных отзывов о Бабеле — «человеке, который не понимает революцию» — пройдет еще десять лет, пока государство разрешит публиковать его произведения.

Эренбург, несмотря на все нападки, предпринимал всяческие усилия, чтобы воскресить память о Бабеле. По большей части, кроме строго ограниченных эмоциональных выплесков в мемуарах, эти неустанные усилия обеспечили базу для будущих публикаций. Пройдут еще десятки лет после официальной реабилитации Бабеля, прежде чем его публикации станут легко доступны мировому читателя, и вынужденное молчание Бабеля продолжалось. Произведения Бабеля были слишком влиятельны, и власти не могли рисковать.

Таким образом, мы видим: израильская критика постоянно откликается на все перипетии возвращения Бабеля в литературу.

Советская печать находится под пристальным вниманием израильских литераторов, владеющих русским языком.

В последнем абзаце Йоффе ссылается на статьи о Бабеле в книгах «История русской советской литературы» (1963) и «Очерки истории русской советской драматургии» (1963) и на воспоминания о Бабеле Паустовского, Эренбурга, а также на статью «К творческой биографии Исаака Бабеля» Л. Лифшица в «Вопросах литературы» (1964). То есть израильский автор внимательно отслеживает появление имени Бабеля на страницах книг, которые знаменовали отказ от сталинской схемы истории советской литературы и учитывали процесс реабилитации и возвращения к читателям погибших классиков. То же самое касается и мемуаров, и статьи о Бабеле на страницах одного из главных литературоведческих журналов «Вопросы литературы».

Упоминает Йоффе публикации в еврейских и нееврейских периодических изданиях за 1964 год, чтобы показать значительность Бабеля в русской советской литературе.

Разумеется, важнейшим событием для чисто ивритского восприятия творчества Бабеля был выход в свет сборника его произведений на иврите. Так как сам процесс перевода является специфической формой рецепции, тем более в переводах Авраама Шленского, мы выделяем эти рецензии в особый раздел.

Авраам Шленский переводит Бабеля

Бабель И. Сипурим (Рассказы). Серия «Шедевры мировой литературы» / Пер. А. Шленского. Тель-Авив: Сифрият поалим («Библиотека трудящихся»), 1963. С. 348.

«Ицхак Бабель на иврите». Заметка начинается так (перевод с иврита):

«Когда впервые были опубликованы рассказы Ицхака Бабеля (около сорока лет назад в подлиннике, по-русски, и около тридцати лет назад — в английском переводе), многие были удивлены и самим фактом существования еврея в армии красных казаков, и тем, каковы были эти рассказы того „еврейского казака“. Однако со временем никто о нем больше не слышал, он стал жертвой сталинских репрессий, и имя его забылось. Сейчас увидели свет рассказы этого русско-еврейского писателя в превосходном переводе на иврит».

* * *

Здесь мы даем публикации важной для нашей темы статьи, прерывая общую хронологию статей о Бабеле в Израиле.

Публикации в газете «Давар» и ее дочерних изданиях.

«Давар» — газета на иврите, издаваемая «Гистадрутом» с 1925 по 1995 год. Первая ежедневная газета израильского рабочего движения, посвященная проблемам ишува, сионизма, профсоюзного движения в стране, а также международного социализма и мировой политики.

Главными редакторами газеты «Давар» были выдающиеся политические деятели левого лагеря Берл Кацнельсон (в 1925–1944), 3. Рубашов (будущий президент Израиля Ш.-З. Шазар; в 1944–1952), X. Шурер (в 1952–1966), И. Готхельф (в 1966–1970), Ханна Земер (с 1970). В ней сотрудничали М. Бейлинсон, Э. Штейнман, Н. Альтерман, Лея Гольдберг, Рахель и другие известные публицисты, писатели, общественные деятели.

Газета выпускала многочисленные приложения: «Давар: Палестайн лейбор уикли» («Еженедельник трудящихся Палестины») (1929–1931) — еженедельник на английском языке; «Давар» на немецком языке (1931); детский еженедельник «Давар л-иладим» («Разговор с детьми», с 1931), экономическое обозрение «А-мешек а-шитуфи» («Объединенное хозяйство») (1932–1948, возобновлен в 1953); ежемесячник для женщин «Двар а-поэлет» («Работница») (с 1934); иллюстрированный еженедельник «Двар а-шавуа» («Еженедельник») (с 1946); первую в Эрец-Исраэль огласованную ежедневную газету на «легком» иврите «Хеге» (1940–1947; с 1951 выходила под названием «Омер») — приложение для новых репатриантов. В этих изданиях перепечатывались статьи и заметки Бабеля, о Бабеле, особенно те, что имели отношение к советской или мировой литературе.

Газета «Давар» начала интересоваться изданиями Бабеля еще до того, как появились советские периода «оттепели» или ивритские книги писателя.

«Давар». 1955. 2 сентября. Заметка о выходе в свет английского перевода рассказов Исаака Бабеля: США, изд. Критерион, пер. Вальтера Морисона. Подпись: א. הד

«Бабеля, „еврейского писателя-революционера“, в дореволюционное время поддержал Горький. (Согласно традиционной интерпретации советского литературоведения, Бабеля принято было помещать в разряд сочувствующих революции писателей. Это особенно знаменательно во времена холодной войны. — Д. Р.) Пять лет участвовал в Гражданской войне и удостоился большой популярности с выходом в свет „Конармии“… На Первом съезде писателей в 1934 году Бабель заявил, что он изобрел новый литературный жанр — искусство молчания — и даже дерзнул потребовать, чтобы писателю дали право писать плохо. Из остальной речи Бабеля ясно: это была явная хитрость, если не прямой выпад в сторону советских властей за подавление творческой свободы талантливых писателей, которые уже не могли свободно воплощать свою творческую энергию, но вынуждены были склоняться под жесткое ярмо советской идеологии и цензуры. Возможно, что автор об этом хорошо знал и использовал слова „писать плохо“ как метафору печального результата революционной диктатуры. Иначе говоря, лишь бы он писал о том, что сам чувствует, пусть даже пишет о своих заблуждениях. Неудивительно поэтому, что в 1937 году он был арестован и два года спустя погиб в концентрационном лагере. (Если бы не покровительство Горького, его бы уничтожили еще раньше.)».