Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин

– концептом человека) начала XXI века происходит нечто ранее неизвестное. Человек рассыпается на отдельные детали и функции, он потерял свою целостность. Оставшись в полном онтологическим одиночестве (без Бога и всякой другой опоры, придающей смысл его существованию), он попал в экзистенциальную ловушку. Этой ситуации, с которой человечество еще не сталкивалось, способствуют крайне развившиеся когнитивные способности Homo sapiens, которые привели его к высшему знанию об устройстве Вселенной, о генетическом коде человека, почти создавшему квантовой компьютер, какой ускорит проникновение человеческого интеллекта в окружающую действительность в миллионы раз и многое другое.

Мы даже не представляем, по какой крутой экспоненте будем получать разнообразные знания о материи, физических и химических процессах, происходящих в живой и неживой природе. Есть опасение, что человеческий разум не сможет осваивать всю полученную им информацию, и ему придется менять свою прежнюю природу, перестраивать сознание и центральную нервную систему. Но, как ни странно, это совершенно не занимает человека сегодня, если судить по средствам массовой информации, по явлениям масс-культуры, включив телевизор в любой стране мира. Можно сказать, что человечество перестало обращать внимание на человека в антропологическом смысле – ему перестал быть интересен феномен человека, его внутреннее развитие, его эмоции. Мы не заметили, как умерла высокая философия, как перестали появляться большие теории в тех областях, какие связаны с человеком. Во многом все сосредоточилось на удовлетворении человеком его потребительских и чувственных желаний, о чем неоднократно упоминалось в этой книге. Но это не может продолжаться долго, и рано или поздно мир взорвется новыми требованиями человека к самому себе и обществу, только он не будет знать, в каком направлении двигаться.

Очевидно, что человек находится на решающем перевале своей эволюции, но такое ощущение, что с перевала начинается движение только вниз. И опять впереди, в качестве сомнительного лидера находится западная цивилизация. Автор этой книги написал бы, что она переживают очевидную антропологическую катастрофу. Эта катастрофа влечет за собой наступление эры постчеловечества. На этом поставим точку.

От антропоморфизма к антропологизму. Как это было?

Хорошо известно, что первоначальное освоение мира человеком в рамках первых цивилизаций, – а для примера возьмем нашу любимую древнегреческую, хотя процессы были во многом идентичными – носило атропоморфный характер. Сам человек, его тело, особенности его функционирования, скрытая в нем сила жизни, воплощенная в человеческую кровь, связанная с сердцем, отдельными частями тела – торсом, руками и ногами, головой, гениталиями, все приобретало сакральный характер и служило первым инструментом для объяснения многих и многих явлений окружающего человека объективного мира.

Весь космос был увиден и объяснен через тело человека, в нем были обнаружены фигуры богов, волосы наяд и нимф, материнское молоко (Млечный путь), глаза и многое другое, взятое из того чуда, что представляет из себя тело человека. Это было потрясающе удобно – все возможности, все тайны и скрытые смыслы окружающей реальности и Вселенной можно было постигать, используя устройство самого тела, его пропорции, функции деторождения.

Глядя на себя, свой физический облик, исследуя, как работает тело, где в нем заключена основная сила людей, человек обращался к окружающей его среде – от природы, животного мира до космического пространства, чтобы объяснить их и примириться с ними в гносеологическом отношении – начать процесс познания и освоения окружающего мира. Сошлемся в очередной раз на Элладу. Будучи уже развитой цивилизацией, построившей по-своему безупречную и сложную модель вселенной и определив место человека в ней, древние греки в теле человека увидели проявления и самых сложных его психических черт, свойств характера. Замечательно поучительным в этом отношении является труд Аристотеля «О душе», который показывает универсальность подхода древнегреческой культуры к человеческому телу.

Все это было воплощено в краткой, но выразительной формуле Протагора – «Человек есть мера всех вещей». И вот этот антропоморфизм, который, конечно, никогда так не назывался нашими гениальными предками, стал на многие века и тысячелетия одним из основных методов человеческой гносеологии и аксиологии, то есть объяснения и оценивания окружающего мира. (Пусть читатель не смущается терминологией, так автору проще транслировать свои идеи).

Появление христианства усилило несколько иной момент по отношению к антропоморфизму, развернув взгляд человека внутрь его самого, обратившись к «внутреннему» человеку, к тем состояниям его души, которые связаны с разнообразными ограничениями и непозволительностями в области поведения человека. Христианская доктрина, представленная в основном в максимах Нового Завета, начала перемалывать антропоморфизм в сторону прямого антропологизма, когда не человеческое тело, его физичность, пусть даже и связанная с его внешним обликом, как у Аристотеля, оказались важнейшим способом разъяснения действительности, но этим инструментом стал его внутренний мир, соединенный с такими незримыми, но безусловными вещами, как вера в бессмертие души, в необходимость нравственных границ для человека.

Этот антропологизм начинался также и с отрицания самой идеи антропоморфизма: тела уже было недостаточно, чтобы объяснить те вещи, какие не имеют вещественного или предметного выражения, напротив, они все спрятаны глубоко внутри самого человека, и чтобы к ним прийти, их открыть, необходимо особое состояние веры, то есть установление метафизической связи между собой и неким высшим существом, какой создал и самого человека, и объективный мир. Именно эта внешняя для человека высшая сила, помещенная внутрь его сознания и психологии, может гарантировать ему вечную жизнь души, если он будет соблюдать правила и установления совершенно определенного рода, не имеющих прямого физического проявления. Вот, к примеру, Нагорная проповедь Христа, в которой нет места внешнему человеку, но есть именно что внутреннее, направленное на свое духовное и нравственное состояние, существо.

Сейчас же мы стали свидетелями грандиозного поворота в системе общеметодологического подхода к объяснению и самого человека, и окружающего мира в принципе. Что же теперь видится в человеке основным началом, через что он объясняется? И наконец, главный вопрос для нас – к каким экзистенциальным проблемам такой подход может привести, да уже практически и приводит?

О чем идет речь, спросит любопытный читатель? А вот о чем. Посмотрим на то, что видится главным в человеке одному из гуру современной западной философии Жоржу Батаю (1897–1962): «Смерть одного человека соотносится с рождением другого, предвещает его и является его условием. Жизнь – это всегда продукт разложения жизни. Она зависит, во-первых, от смерти, которая освобождает место, а во-вторых, от гниения, которое следует за смертью и возвращает в оборот субстанции, необходимые для постоянно возникновения новых существ». Допустим, при первом приближении, можно как бы и согласиться с таким утверждением, но дальше следует раскрытие философом своей позиции в полном объеме:

– «Порождающая сила гниения – наивное верование,