Запретная любовь. Forbidden Love - Рафаэль Абрамович Гругман

произносить нечленораздельные звуки. Механизм дистанционного воздействия на речевой аппарат ещё предстоит разработать. Конечная цель – подчинить объект воле манипулятора. А если двигаться в этом направлении дальше, то мы достигнем такого уровня воздействия, что толпы людей будут произносить слова и речи, запрограммированные роботом-манипулятором.

При благоприятном рассмотрении моего предложения я готов оперативно подготовить техническо-экономическое обоснование проекта, а при создании в тюрьме высокотехнологичной компьютерной лаборатории, проделать вышеуказанную работу.

Заканчиваю письмо с глубочайшей надеждой, что вы оцените искреннюю к Вам преданность, любовь и огромное желание служить интересам нашей страны».

Поставив точку, я перечитал текст, остался доволен чёткостью и краткостью изложения и подписался: «Роберт Маркус, слуга народа», по аналогии с Жан-Полем Маратом, называвшим себя «другом народа», и проставил дату: «3 мая 2254 года».

Возможность вернуться к работе действует возбуждающе. «Слуга народа» забегал по камере, заново перечитал письмо, и после слов «нашей Великой Родине» добавил абзац, который, как ему показалось, усилит впечатление и засвидетельствует о его преданности идеалам западной демократии:

«Я горд быть сыном Великого американского народа, на протяжении пяти столетий являющегося путеводной звездой и оплотом западной демократии, и готов приложить все свои силы, мастерство, все знания, полученные в Кембриджском университете, на благо Америки».

Перечитал. Получилось вычурно, местами подобострастно и лизоблюдно, но не в положении арестанта, которому грозит пожизненное заключение, лезть на рожон и выбирать неугоднические слова.

Между прочим, в этом году исполняется четыреста семьдесят восемь лет с момента появления первого официального документа, в котором британские колонии именовались «Соединённые Штаты Америки». Через двадцать два года – сущие пустяки по сравнению с пожизненным заключением – по случаю пятисотлетнего юбилея будет широкомасштабная амнистия, и есть немалая вероятность, что за примерное поведение и отличную работу меня выпустят на свободу.

Я начисто переписал письмо и во весь голос крикнул:

– Я хочу передать письмо Президенту!

Стена встрепенулась и строго предупредила:

– Громко разговаривать запрещено. Дождитесь дежурного и изложите ему свою просьбу!

– Это срочно! Дело государственной важности!

Стена повторила приказ, добавив, что непослушание грозит карцером.

Я успокоился. Настроение улучшилось. Там, где возникает надежда, зарождается жизнь.

Наш Президент – человек высочайшего ума. Когда письмо попадёт к нему в руки, он сумеет правильно оценить его содержание и скажет своим советникам: «Роберт Маркус важен для государственной безопасности. Он достоин быть радужным, и заслуживает президентской амнистии».

В студенческие годы на Валентинов день я опубликовал в кембриджской газете короткое стихотворение, посвящённое Виталине Декамерони, студентке биолого-технического факультета. Инициалы, чтобы не дразнить быков, нейтральные, «В.Д.». По тексту понять сложно, кому оно посвящено, мужчине, или женщине, и подпись «Р.М.» – в равной степени может принадлежать пылкому гомосексуалисту или страстной лесби. Если Президент откликнется на моё предложение, на Валентинов день я пошлю ему открытку с этим же текстом. Думаю, он не рассердится – глава государства привык к повышенным знакам внимания. К счастью, Виталина Декамерони не читает президентскую почту и не станет возражать против переадресования некогда предназначенного ей послания.

По памяти на отдельном листике я восстановил текст и в правом верхнем углу написал посвящение – «Президенту».

Если бы я был волшебником,

Я украсил бы небо гирляндами звёзд.

Самую яркую и спелую гроздь я сорвал бы

И принёс бы утром к твоей постели.

Ничего, что она жжёт мне руки.

Сердце от любви горит ещё жарче.

Оставлю стихотворение на столе на видном месте. Не думаю, что обнаружив его, тюремное начальство выбросит его в мусор. Перестрахуется и перешлёт по инстанциям. Что будет дальше? Если Мартин Робинсон, провоцируя мой арест, отважился на лицемерие и предательство, то защищая себя, я могу прибегнуть к тому же оружию. Марата, «друга народа», заколола кинжалом женщина, коварная Шарлотта Корде. У меня не сиюминутное помутнение разума. Есть «друзья» и «враги» народа, но теперь у народа есть и «слуга».

Роберт Маркус, «слуга народа», защитит американского Президента!

Глава XX

Скажи смерти «гудбай»

«Синеньким», среди которых немало отморозков, запрещено появляться в Административном корпусе. Но в палитре тюремных цветов есть ещё и «зелёные». Так называют заключённых, заслуживших право работать за территорией тюрьмы и по выходным, два раза в месяц, отлучаться домой. Одна из их «почётных обязанностей» – разносить пищу «оранжевым», которым для ужесточения наказания, запрещено посещать столовую и общаться с другими заключёнными.

Обычно еду, заказанную в тюремной кухне, развозил пожилой китаец. Лицо его казалось знакомым. Я не мог вспомнить, где мы встречались, но судя по тому, как он задерживал на мне взгляд, по-видимому, он меня знал. Задавать неуместные вопросы не принято в окружении всевидящих глаз и всёслышащих стен. Забирая посуду, китаец принимал заказ на следующий день и передавал на кухню. Качественное и разнообразное питание, учитывающее пожелание заключённого, – единственная привилегия, не отобранная у «оранжевых».

С утра в тот злополучный день было отвратительное настроение. Почти неделя прошла, как я передал надзирателю письмо Президенту. Молчание. Никакой реакции даже от тюремных властей, ознакомившихся с письмом.

На обед «официант» прикатил на тележке овощной суп, куриные котлеты, зелёный салат, минеральную воду, булочку и вишнёвый компот. «Слуга народа» съел полпорции салата, котлету, булочку, запил минеральной водой. К супу и компоту не притронулся. Аппетит пропал. Через полчаса китаец вернулся и, забирая одноразовую посуду, удивился, увидев нетронутыми суп и компот. Обычно он молча забирал посуду с несъеденной едой, но в этот раз проявил заботу и посоветовал попробовать компот, приготовленный из свежих фруктов. Я поблагодарил его и оставил стакан в камере, сказав, что отведаю позже.

Думы крутились об одном и том же: что делать, если письмо к Президенту останется безответным. Новые идеи не возникали. В какой-то момент я вспомнил о компоте, пригубил, вдруг родилась мысль, немного бредовая, которую поспешил записать, чтобы не позабыть, поставил стакан на стол, и через секунду вскрикнул от резкой боли, скорчился в три погибели, рухнул на пол и задёргался в непроизвольных судорогах. К счастью, камера наблюдения своевременно подала сигнал тревоги. Прибежали охранники, вызвали тюремных врачей, быстро установивших причину конвульсий. Эскулапы вернули к жизни «слугу народа». В тюремном госпитале подтвердился первичный диагноз – отравление. В лаборатории определили источник: в компот подсыпали яд. Жертву спасло лишь то, что он пригубил напиток, глотнул бы – доза в один полный глоток была бы смертельной. Откачать не успели бы.

Началось расследование. Кому, и с какой целью, требовалось устранить особо опасного преступника. Трясли китайца, поваров, кухонных работников…

На четвёртые сутки в двухместную палату,