Три дня в Сирии - Михель Гавен

— Вы не знаете, Бабак, есть ли среди ваших соседей люди, принимавшие участие в мятеже и нуждающиеся в помощи? — спросила Джин.

— Ты их лечить собралась? — ужаснулась Снежана. — Не вздумай! Тебе сразу крышка, и тогда никто не спасет от расправы. Я тебе помогать не буду, я боюсь, — предупредила она. — Это не бывшей проститутке помощь оказывать, а гораздо хуже. Идти против государственной политики — однозначно чревато. Если узнают, то просто пристрелят на месте — и точка.

— Я тебя не прошу мне помогать, — спокойно возразила Джин. — Вы, Бабак, если не боитесь и имеете сострадание к людям, их родным, узнайте, пожалуйста, что к чему. Мы, в свою очередь, подумаем, как им помочь.

— Как же не быть состраданию? Все на одной улице выросли, мяч гоняли, с детства друг друга знаем. Я мог сам пойти, но я один в семье кормилец. Жена, две маленьких дочки — год и три года, старая мать. Мать на колени встала, прося не вмешиваться, я и не пошел. Потом корил себя за такую покорность. Жив остался, а совесть не на месте. Упустил случай показать свою человеческую сущность. Пожалел старуху, — усмехнулся водитель.

— Возможно, вы все правильно сделали, избежав ранения или смерти. Как тогда мы могли встретиться с вами, а пострадавшие — получить шанс на спасение? Раз нас уже двое, найдутся еще люди, которые помогут, — поддержала его Джин.

— Ты так всерьез решила? — Снежана дернула молодую женщину за руку.

— Всерьез, — ответила Джин.

— Ты с ума сошла! — девушка нервно махнула рукой, но Джин отметила про себя ее задумчивость.

— Приехали. Вот ваша «Звезда Востока», — сообщил водитель, и машина остановилась.

— Значит, Бабак, соберите все сведения через своих знакомых. Обо всех, кого знаете вы и они, о прячущихся по домам и в горах, — молодая женщина наклонилась к мужчине. — Только действуйте крайне аккуратно, через надежных людей, то есть тех, кому безоговорочно доверяете. Вы сами знаете, любая ошибка может стоить жизни не только нам, но и тем людям. Пусть сначала информаторов будет немного, но потом присоединятся другие. Ждите моего звонка. У нас есть ваш телефон, — Джин взглянула на Снежану, и та кивнула. — Я подумаю, как достать медикаменты и все незаметно организовать.

— Мы подумаем, — неожиданно поправила ее девушка. — После известим тебя, — сказала она Бабаку.

— Да, подумаем и позвоним, — подтвердила Джин и едва заметно улыбнулась.

— Ты без меня не справишься, Я здесь уже еле-еле все знаю, а ты совсем новенькая, — объяснила Снежана, когда они выходили из машины.

— Да, без тебя мне будет гораздо труднее, — согласилась Джин, и это было правдой. — Значит, мы договорились, Бабак, — она махнула рукой водителю.

— Договорились, — кивнул тот.

— Жди здесь, сейчас скажу хозяину, и сразу принесут оплату. Пошли, — приказала Бабаку Снежана и потянула Джин за собой.

Они спустились по выложенной цветными плитками лестнице к небольшой площади перед входом, окруженной пальмами и украшенной двумя симметричными фонтанами. В голубой воде фонтанов плескались золотые рыбки, а на лужайках, между обсаженными розами аллеями, расходящимися лучами от площади, Джин увидела гордо вышагивающих павлинов. По веткам деревьев прыгали ручные коричневые обезьянки, выпрашивая у посетителей бананы. Пройдя через площадь, путники оказались перед зеркальной крутящейся дверью, около которой стоял швейцар в одежде средневекового мамелюка.

— Сюда идем, — кивнула Снежана. — Привет, Заид, — махнула она рукой швейцару. — Эти люди со мной, — показала девушка на Джин.

— Я предупрежден. Проходите, госпожа. Хозяин в танцевальном зале и ждет вас, — поклонился тот.

Внешне швейцар был очень любезен, но имел цепкий взгляд. Он мгновенно ощупал Джин, точно обыскал ее. Не исключался вариант работы Заида в службе безопасности. Он был здесь такой, конечно, не один. Словно в подтверждение догадки Джин, за спиной швейцара тут же вырос солдат в бронежилете с настоящим автоматом Калашникова в руках. Они оба молча наблюдали, как женщины прошли мимо.

Холл отеля сиял чистотой, работал кондиционер. Отделка бросалась в глаза восточной пышностью: обилие золотых украшений, парча на окнах и в отделке мебели, разноцветный мрамор в колоннах, на стенах, на полу. Прямо напротив входа — стойка портье, украшенная напольными вазами из малахита с живыми розами. За ней стояли несколько молодых людей в ослепительно-белых рубашках, с явно военной выправкой. Они внимательно следили за Снежаной и Джин. «Только попробуй убеги отсюда без разрешения хозяина! Далеко не убежишь. Тут же поймают и схватят так называемые портье. Самый младший по званию, наверное, лейтенант, а высшие, видимо, не меньше капитана и майора. Полный визуальный контроль, а еще и по подслушивающему устройству под каждым кустом. Даже на золотом унитазе для шейхов», — с горечью подумала Джин.

— Мы к хозяину, — сообщила Снежана, ведя Джин за руку.

Один из портье кивнул, остальные остались неподвижны. Джин почувствовала, как каждый из них «сфотографировал» ее взглядом в анфас и в профиль.

— Крепкие ребята, — шепнула молодая женщина Снежане.

— Все оттуда, — та показала пальцем наверх, имея в виду, очевидно, Дамаск. — Проверенные люди.

— Я поняла. Это заметно, — кивнула Джин.

Свернув направо, они поднялись по мраморной лестнице и прошли по коридору к ротонде, пристроенной к главному зданию. Украшенные мозаикой двери ротонды были распахнуты, и уже издалека слышалась бодрая арабская музыка.

— Что там происходит? — спросила Джин.

— Репетируют, наверное. Хозяин наш любит, когда у него девочки выходят не просто так, кто во что горазд. Ему спектакль нужен, вот он и дрючит их заранее. Времени ему не жалко, лишь бы верхи не жаловались. Тем более, сегодня этот генерал пожалует, — ответила ее спутница.

У Снежаны зазвонил телефон. Она взглянула на номер и сообщила шепотом:

— Абдулла. Уже закончил свои пятничные молитвы. Погоди здесь, я сейчас.

Прикрывая трубку ладонью, девушка отошла к окну, разговаривая вполголоса. Джин заглянула в раскрытые двери. Танцевальный зал был тускло освещен несколькими лампами, свисающими с потолка, которые, в свою очередь, украшали разнообразные бронзовые завитки. Внизу, под лампами, располагалась круглая эстрада с шестом, а вокруг нее стояли столики. От эстрады за кулисы вел довольно длинный помост, напоминая подиум, по какому обычно проходят манекенщицы. По этому помосту девушки выходили к зрителям, и они могли сразу оценить их походку, стать, прочие важные качества. Видимо, вечером зал был ярко освещен и заполнен, но сейчас в нем почти никого не было. Только на помосте несколько девушек показывали какие-то элементы танца живота. Снизу, сидя на стульях, выставленных в ряд между сдвинутыми столами с фонариками в виде чалмы, на них смотрели несколько мужчин, один из которых, в центре, дородный, пузатый, все время промокавший платком абсолютно лысую голову, и был сам хозяин. Он то и дело вскакивал, останавливал музыку, бурно жестикулировал, что-то объяснял девушкам и потом усаживался на место, промокал лысину платком, отдуваясь. Снова заводили музыку, девушки начинали все сначала.