Три дня в Сирии - Михель Гавен

— Абдулла сказал, приедет часа через два, причем вместе с генералом. Хочет забрать нас с тобой на виллу. Сейчас надо что-нибудь придумать. Я поговорю с хозяином. Не знаю, правда, получится ли. В нем могут победить как сыновние чувства, так и жажда наживы. Пошли, вон он смотрит на нас, — сообщила Снежана.

Толстяк в белой рубашке действительно повернулся и махал им рукой. Снежана первой спустилась по обитой бархатом лестнице к сцене. Джин шла за ней.

— Присядь здесь, — Снежана показала ей на стул невдалеке. — Я тебя позову.

Как только Джин послушно села, вся музыка сразу прекратилась, а девушки столпились на помосте и смотрели на нее. Только сейчас молодая женщина заметила, что все они, можно сказать, дети, лет двенадцать или четырнадцать, не больше. Впрочем, если судить по западным меркам, а на Востоке девочка считается взрослой и пригодной к браку уже в десять-одиннадцать лет, во всяком случае, так устанавливает шариат.

Вид девушек внушал опасения: худые, бледные, осунувшиеся от вечного недоедания и изнурительной работы. На узких личиках застыл испуг, который не мог скрыть даже обильно наложенный макияж. В разноцветных тюлевых платьях, открывавших все их явно накладные прелести, и почти все несчастные — с изуродованными руками. Джин поразилась, но почти у всех девочек руки от локтя до предплечья были покрыты плохо зажившими шрамами, а у некоторых такие шрамы виднелись на щеках, проступая под толстым слоем пудры. Глядя на несчастных рабынь, Джин вспомнила рассказ Светланы об отсутствии должных родственных чувств. Большинство матерей, беженки из Ирака, сами уродуют таким образом своих дочерей, чтобы никто не захотел взять их замуж и они продолжали зарабатывать для родственников на кусок хлеба, пока не заболевали и не умирали. Заболеть и умереть тут, как поняла Джин, вообще раз плюнуть. В таких заведениях намеренно не использовалось никаких средств защиты, даже средств самой обычной гигиены, чтобы посетители чувствовали себя совсем свободно, ни в чем не знали неудобств. Как сказала Светлана, владельцы бизнеса оправдывали себя юностью девочек. Якобы они не могут заболеть СПИДом. Как врач Джин хорошо знала как раз противоположное. Они не заболеют сразу, верно, но вирус может очень долго находиться в организме и не проявлять себя, пока организм растет. Как только рост прекращается, он заявляет о себе немедленно, начиная свою разрушительную деятельность, а это двадцать — двадцать два года для женщины. Конечно, за столь длительный срок девочки совершенно износятся, их уже невозможно станет использовать, и от чего они умрут, никого не касается. Матери придется посылать и уродовать следующую дочь. Дескать, она должна ее кормить. Сама мамаша работать, конечно, не пойдет, туалеты за шейхами мыть не станет. Дети для чего у нее? Так рассуждают на Востоке. Несмотря на все уверения, нет сомнения и в том, что раз вирус находится в организме девочки, он обязательно передастся и мужчине, который будет с ней общаться, пусть даже зараза пока латентна и, можно сказать, спит. В организме взрослого, здорового мужчины вирус проснется и найдет чем полакомиться, а со временем вообще расцветет во всю мощь. В общем, надо полагать, и хозяина, раз, по словам Снежаны, он не брезгует сам побаловаться с девочками под настроение, и его генералов и шейхов, заезжающих сюда, в перспективе ждет незавидная судьба. Может быть, они ее сами заслужили, и природа, как всегда, справедлива, нанося удар там, где человеку пока справиться не под силу. Как писал Толкиен: «Выпусти реку, и она сокрушит зло». Вирус СПИДа — создание природы, этакая неотвратимая расплата за грехи и безнравственность, посланная образумить тех, кто забывает о предназначении человека и о его естественном месте в мироздании.

Снежана подошла к хозяину, наклонилась, что-то шепнув ему на ухо. Толстяк сразу же повернулся, и Джин почувствовала на себе его взгляд — такой же цепкий и проницательный, как у портье за стойкой. «Это полковник, никак не меньше, Может быть, в отставке, но на его службе, как известно, бывших сотрудников не бывает. Даже странно, если такое заведение отдали бы в руки человеку, не имеющему к спецслужбам никакого отношения», — мелькнула насмешливая мысль.

Толстяк так же тихо ответил Снежане и резко отрицательно замотал головой. Снежана бросила на Джин растерянный взгляд. Молодая женщина поняла, что-то складывается не так, как они предполагали, и, похоже, чувство долга все же берет в хозяине верх над сыновней привязанностью. Либо есть какие-то веские обстоятельства, которые заставляют его так поступить.

Снежана попробовала вновь, явно настаивала. Хозяин оборвал ее резким окриком и отвернулся, махнув рукой. Снова заиграла бодрая музыка. Между девушками на сцене засуетился араб, исполнявший роль постановщика. Он расставлял их в исходные позы для танца. Подождав минуту и видя безнадежность ситуации, Снежана направилась к Джин. Она шла, опустив голову, а Джин уже догадывалась о ее неудаче.

— Совсем с ума спятил, старый козел, — протянула Снежана, недовольно передернув плечами и приблизившись к своей спутнице. — Я ему говорю, врач хороший, вашей матушке пригодится, а он — не морочь мне голову, мне до матушки сейчас, что ли? Ты не знаешь, кто сюда едет? Сказано приготовить самых лучших девочек. Ты мне талдычишь «матушка, матушка». Только отвлекаешь зря, — девушка растерянно наматывала на палец пояс от куртки. — Мне какая разница? — она недовольно фыркнула. — Я ему дело говорю, а он слушать не хочет.

— Так кто едет? — спросила Джин внешне равнодушно.

— Не сказал! — Снежана снова пожала плечами. — Так раскричался, как будто я сама все наперед знать должна. В общем, пока ничего не поделаешь, — сказала девушка с сожалением, даже виновато. — Приказано отвести тебя в номер, тут, на втором этаже. Там хозяин сам с тобой поговорит. Сейчас он закончит и подойдет. Пошли.

Снежана взяла Джин за локоть. Они вышли из танцевального зала и направились к лифту.

— Я так поняла, мы даже на виллу Абдуллы не поедем, — сообщила Снежана, нажав кнопку вызова. — Генерал этот очень подозрительный. Не хочет в горы ехать. Боится. Как сказал хозяин, он категорически отказался выезжать из города. Говорит, опасается израильской слежки. Типа они его выследят при помощи своей аппаратуры и точечным ударом накроют. Мол, они охотятся за генералом. Вот он и маскируется, как только может, и к нам чуть не на рядовой легковушке приедет, без соответствующего эскорта. Что за шишка? Зачем он израильтянам сдался? Чушь какая-то, — скептически произнесла Снежана, скривив губы.

«Может, и не чушь. Если израильтяне его выслеживают, то это наверняка кто-то из родственников Асада или его приближенных. Из топ-листа, как говорится. Интересно», — подумала Джин про себя.

Стеклянная кабина лифта с мягким шуршанием остановилась перед ними и двери раскрылись. Они вошли внутрь, Снежана нажала кнопку. В мгновение ока женщины оказались на нужном этаже. Сверхсовременный лифт, обстановка холла и, надо полагать, богатое убранство номеров — все бросалось в глаза и резко контрастировало с бедным, убогим жилищем Абии, которое приютило Джин ночью. Прислужники Асада и члены его семейства привыкли жить на широкую ногу, не отказывая себе в новейших западных достижениях в области комфорта и развлечений. Они, как вампиры, сосали энергию своего народа, устраивая такие вот тайные злачные местечки для собственной плоти, а народ держали в страхе, рассказывая ему ужасы об Израиле, поливая грязью Америку. Лишь бы он боялся посильнее, видел в них богов и спасителей и ни о чем не задумывался. Кое-кто все-таки задумался. Здесь, в Даре и в других городах страны, где прошли мятежи, процесс уже не остановить. Недолго осталось упырям от власти наслаждаться исключительностью своего положения.