Призраки балета - Яна Темиз

Главный хореограф, судя по прозрачным намекам его подчиненных, имел все основания скрывать от жены что-то связанное с Пелин, и если это так, то вряд ли они договорятся. Жена ревновала и недолюбливала приму изначально – это мотив, а прибавить к этому позднее возвращение и отсутствие алиби… похоже, эти двое запросто могут подозревать друг друга в убийстве.

Нужно будет сопоставить время. Когда точно вышел из театра Шевкет, когда выбежали принц и Пелин, действительно ли Мельтем ждала мужа, но при этом то ли не дождалась, то ли проглядела прячущуюся парочку, на каком пароме они плыли – если плыли вообще.

Работы не на один день. В этом смысле хорошо, что появилась эта, так не понравившаяся Мельтем статья: можно показать ее начальству, и оно выделит побольше людей, чтобы побыстрее покончить с громким или обещающим быть громким делом. Правда, если дело действительно станет громким, а результатов не будет… то лучше бы никакой статьи не было.

– И раз-два-три! Четыре-пять! – снова раздалось из-за двери, и Кемаль, понимая, что конца этому не предвидится, нажал на ручку и вошел в зал. Испытывая почему-то чувства человека, не открывшего обыкновенную дверь, а сломавшего или разбившего дорогую и изысканную фарфоровую вещицу.

Дверь скрипнула, и все, как по команде, посмотрели на него: Эльдар и его жена с осуждением, девочки – с жадным интересом и надеждой на перерыв.

– Извините, – он решительно собрал все фарфоровые осколки и выбросил их из головы: глупости какие, балет – вот убийство, это да, с этим надо считаться. – Я вынужден вас прервать. Господин Эльдар…

– Конечно, конечно, – радостно засуетилась Нина, – сейчас я Мельтем позову, что это такое – это ее класс, вот пусть и занимается… девочки, отдохните пока, только не расходитесь, прогон скоро… вы пройдите в кабинет… у Эльдара, правда, не кабинет, а одно название… сейчас я вам чаю сделаю…

К непрошенному вмешательству жены хореограф, похоже, отнесся вполне благосклонно: видимо, она постоянно кружит где-то рядом и кудахчет над ним, как наседка над цыпленком. Полная, шумно-болтливая, не слишком интересная и вся погруженная в своего мужа и его проблемы, Нина напомнила Кемалю каких-то киношных итальянских матрон, вечно озабоченных детьми, ревностью, сплетнями, мелочными ссорами соседей и новостями кухни.

Только кухней этой простоватой синьоры были балет и музыка, обожаемым ребенком – давно вышедший из детского возраста муж, а соседями, пригодными для сплетен, ее коллеги по театру и консерватории.

– А правда, что постановка началась с какого-то скандала? – сделав круглые глаза охотника за сенсациями и чуть понизив голос, попытал счастья Кемаль.

И выслушал страшную историю.

Вообще-то, ничего особенно страшного в ней не было, но в устах склонной к преувеличениям пианистки история приглашения в театр сначала одного, а за ним другого русского постановщика звучала как триллер. А дай Кемаль ей волю и не прерывай наводящими вопросами – вышла бы целая «Сага о Форсайтах».

– Этот балет совершенно неуместен на здешней сцене… Нелли привыкла, что может вытворять что ей угодно… этот Роман, по-моему, если вы понимаете, о чем я… ну, многие балетные мальчики, знаете ли…

– Ниночка, это уже слишком, – снисходительно позволив ей наговорить столько гадостей, муж счел нужным ее остановить. – Мы не можем знать, что у них там… – он выразительно помахал рукой, – и это не имеет ровным счетом никакого значения, правильно? Я имею в виду – кто там с мужчинами, кто с женщинами…

– К сожалению, господин Эльдар, это может иметь значение, – вздохнул Кемаль, давая понять, что копание в чужих шкафах со скелетами, корзинах с грязным бельем и душах (знать бы – с чем!) не доставляет ему ни малейшего удовольствия. – Нам приходится выяснять, какие взаимоотношения связывали Пелин с ее коллегами, а в связи с этим возникают самые неуместные вопросы.

– А что тут выяснять? – не выдержала Нина. – Я еще вчера говорила кому-то из ваших… только никто не записывал. У нее отношения, так сказать, были со всеми подряд. Вы Ротбарта нашего видели уже? Ну, это Тайфун, с такими бровями, – видя затруднение Кемаля в идентификации персонажей «Лебединого озера», она попыталась изобразить исполнителя. Кемаль, пока не общавшийся с колдуном, не смог вообразить себе ни его, ни его брови, однако кивнул, чтобы монолог продолжался. – Он в Пелин был влюблен просто смертельно. Это раз. Эролу она глазки строила – это два. Только он как раз… ну, вы понимаете… не по части женщин. Тайфун с Эролом раньше дружили, я даже думала… из-за Пелин и поссорились, не разговаривают почти. Болгарин наш – это три.

– Пианист? – уточнил Кемаль.

– Ну да, кто же еще?.. Он, правда, тоже… вернее, они с Ринатом, по-моему…

– Нина, перестань, – не слишком активно вмешался муж. – Что ты про всех одно и то же? Человек бог знает что подумает!

– А что – перестань?! – взвилась, снова напомнив темпераментную итальянку, Нина. – По-моему, самое время сейчас! В такой ситуации… правильно, господин?.. – она, похоже, забыла его имя, но эта незначительная деталь не могла остановить потока ее быстрой, не совсем правильной речи, – господин детектив? И я не про всех, и не одно и то же, а что есть, то и говорю! Я считаю, что мы все должны, просто обязаны, ничего не замалчивать и никого не щадить, правильно? Иначе никогда не добраться до истины! Им всем, – легкий кивок куда-то в непонятном направлении, по-видимому, должен был указать на театр, – лишь бы все тихо было, без скандала, а девочка погибла, между прочим! Такая талантливая девочка, а всем наплевать! Вы видели, да? Они все рады, все! А как Мельтем на эту статью уставилась! А там все правильно, если хотите знать! Где это видано, чтобы после такого спектакль не отменить, репетировать себе, как будто ничего не случилось?! Это безнравственно и бесчеловечно! Директору лишь бы перед министерством отчитаться, что все у него в порядке; Шевкету перед директором выслужиться, чтобы должность не потерять, да еще сделать вид, что у него с Пелин ничего не было: вот, мол, вам, она погибла, а я работаю себе как ни в чем не бывало! Приезжим нашим лишь бы спектакль сделать и денежки свои получить… мой супруг вот, например, сколько помогал с постановками, и никто к его зарплате ни цента не прибавил! А Нелли только сюда заявилась – и сразу!.. Молодые все шустрые такие, а понятий никаких! Вон и Нелли, и Мельтем ваша, и литовец этот, и Ринат – они все где начинали, у кого?! Эльдар с ними нянчился, а теперь ему никто спасибо не скажет!..

– Ниночка, при чем здесь это? – хореограф удачно выбрал момент, чтобы прервать ее, продемонстрировав собственную скромность. – Полиции совершенно неинтересно, кто кого учил и кто кому что должен. Спектакль, скорее всего, не отменят, тут уж ничего не поделаешь. По-хорошему его вообще ставить не следовало…

– Почему?

– Видите ли… Ниночка, ты нам обещала чайку… так вот, «Лебединое озеро», чтобы вы знали, молодой человек, это такой особый балет. Можно сказать, балет-символ, или, как сейчас модно говорить, знаковый балет, харизматический, что ли. Он как визитная карточка каждого приличного театра. Есть у вас в репертуаре «Лебединое» – можете считаться профессионалами, и отношение к вам соответствующее. Пробавляетесь всякими современными мелочами – и вас ни на гастроли не приглашают, ни денег не дают. Так вот наш театр еще до «Лебединого» не дорос. И сейчас эта в спешке и при такой нервотрепке сделанная постановка будет просто позором. Балет – это работа, это труд ежедневный, я много лет пытался воспитать в этом театре…