Разговор со своими - Татьяна Александровна Правдина

на спину полноценно наполненный мешок в пятьдесят килограммов! Я была вполне здоровой девахой и в полном восторге тащила его где-то около километра, не спуская со спины и не отдыхая, потому что понимала: поднять не смогу.

Вероятно, только молодость (ей было тридцать лет) спасла Наталию Георгиевну от инфаркта, когда она увидела меня, подошедшую с мешком. Она не ругала меня, а просто заплакала…

Через девятнадцать лет (мне стукнуло тридцать пять) этот «подвиг» мне аукнулся: лопнул межпозвоночный диск. Меня доктора спросили: «Вы когда-нибудь поднимали что-то очень тяжелое?» «Да, – ответила я, – но очень давно». Рассказала, они и смеялись, и ругались. Промучилась с этим восемь месяцев, но поднялась и даже играла в теннис.

И все равно из всей еды на свете больше всего люблю картошку!

Глава 31

И покой, и катастрофа

Атмосфера жизни. – Звонок из магазина. – Катина катастрофа. – Обстоятельства аварии. – Девочка-ангел.

Как-то срочно вызвали из дома на работу. Наша редакция и несколько других добились права для ведущих редакторов и переводчиков работать дома. Словари на тебя на одного, тихо, никто не треплется. В этом для женщин был один минус – конечно, мы сначала переделывали все домашние дела, а потом сидели ночами. Спрашиваю, что случилось, объясняют, что срочное общеиздательское собрание. В это время по всей стране идет антисахаровская кампания. Еду за рулем, сердце выскакивает: что делать, ни за что подписывать не буду! А потом за мой отказ Катю начнут вышибать из комсомола и института? Все равно не буду! Аж трясет. Приезжаю, и о чудо! Собрание о подписке на заем. Ненавистное ранее действие становится радостью! Точки отсчета почти все патологические: не пьет, не бьет – идеал; порядочное поведение – казалось бы, норма – считается подвигом…

Сегодня (июль 2015-го) у меня ощущение, что поколение наших детей и внуков совсем плохо представляет, как мы жили, когда были в их возрасте. Мы рассказываем им о друзьях, компаниях, и им кажется, что была какая-то сплошная гулянка. И действительно, людское общение у нас, теплокровных россиян, даже в условиях, пронизанных КГБ, было доверительным. Были друзья, их не было много, но это были товарищи, которые сами, для себя, нуждались в тебе. А сегодня – приятели, это несколько другое… Прогресс прекрасен, но мне кажется, что человечеству надо учиться им пользоваться (ведь мы из породы homo sapiens, разумны, так или иначе, мыслим). Никому не придет в голову забивать гвозди микроскопом. Поэтому обязательно, используя гениальное изобретение – Интернет, помнить, что это – техника, способ, предмет, как стол, стул (удобнее, чем на корточках)! Никакой «Скайп» не заменит поцелуя даже в щеку. Любовь – талант, не всем посланный, а мы его добиваем…

Наша семья благодаря общению жила жизнерадостнее. Хотя трудностей было навалом. И крупных – с жильем, и мелких – с одеждой и едой. Все «доставали» или покупали, когда «выбрасывали», то есть когда появлялось в продаже. Мы в этом смысле жили легче – у нас было «лицо»! Например, однажды раздался телефонный звонок:

– Зиновий Ефимович, вас беспокоят из магазина «Мясо» на Кировской (теперь и ранее Мясницкой). Вы часто бываете в магазине «Инструменты», от нас напротив, может быть, если вы любите бифштекс, и к нам заглянете?

Бифштекс – и «с кровью», и «прожаренный» – любили все, поэтому «оптовик» Зиновий Ефимович доставлял. Там же стали добывать мороженое мясо, чтобы, плотно запаковав, отправлять с проводницей в голодную Казань семье любимого племянника.

Опять же происшествия, вышибающие из колеи…

1963 год, Зяма с театром на гастролях в Омске. Звонок – сообщают, что у него депрессия, перестал спать. Лечу с Катей, чтобы спал – читаю вслух по полночи, выкарабкиваемся.

* * *

Не происшествие – катастрофа. 1973 год, 19 июля. День рождения моей мамы и Шуры Ширвиндта. Маму будем праздновать в ближайшую субботу, а Шуру – день в день. Зяма забрасывает меня с дачи домой в Москву, сам едет на озвучание в студию, с тем что после него заедет за мной и поедем к Шуре. В Москве проходит кинофестиваль, и Катя, уже шестнадцатилетняя, с ухажером в кино.

Я спокойно собираюсь в гости, раздумывая: надеть платье или брюки. Телефон – с дачи срывающимся голосом звонит наша нянька Нюра:

– Скорее домой! С Катей плохо!

Я, взволновавшись, но не сильно, говорю:

– Дай но-шпу! (у Кати – холецистит)

– Какую но-шпу?! У нее голова! Скорей домой!

Тут уж не просто волнение – жуть! Позвонить Зяме не могу, до мобильников еще далеко, и машина у нас пока еще одна, на такси денег нет. Но есть Бог! Зяма звонит, мчится. Едем, в середине дороги – погнутый фонарный столб и напрочь разбитая «Волга»-такси.

Ни у меня, ни у Зямы не возникает тревоги, что это к нам имеет отношение.

Катя. Студенческие годы

На даче совершенно разбитая волнением Нюра и лежащая с закрытыми глазами Катя, вскрикивающая только: «Мама! Мама!» Переворачиваю, она в джинсовой куртке, и по всей спине осколки стекла, прилипшие кровью. Стаскиваю куртку, спину ощупываю – не больно, целая, но голова… Звоню Мише, с которым она была в кино. Он поехал ее провожать. Они вышли из метро и шли к автобусу. И из такси им крикнул шофер, что есть одно место, если надо, всего за рубль возьмут. Катя впрыгнула и села третьей на заднее сиденье. Нюра сказала, что к дому подъехала белая машина и из нее вылезли девочка и кричащая Катя. Машина уехала, девочка попросила пятнадцать копеек и сказала, что увидела Катю, остановила машину и их подвезли. Нюра, перепуганная до полусмерти, ничего больше не узнала. Девочка ушла. Позвонила Леле (которая звала меня в медицинский и сама стала замечательным педиатром-хирургом-отоларингологом), тут же перезвонила, велела вынести на руках и везти в больницу к травматологу Адольфу. Спасибо, автомобиль у нас был «жигуль»-пикап. Разложили сиденье, на матраце вынесли, ступая на дрожавших от волнения ногах, чуть не уронили, уложили, поехали. Остановились около аварии, там были милиция и машина-такси, шофер которой, увидев Катю, сказал: «Да, вот эту девочку он подсадил». Милиционер написал нам бумажку, сказав, что без нее мы в больнице не докажем свою невиновность. Была черепно-мозговая травма. На следующее утро, когда я приехала в больницу, Катино лицо являло собой сплошной огромный синяк – от глаз до подбородка. «Какая удача!» – воскликнула доктор-невролог Тамара Оскаровна Фаллер, которую прислал, конечно же, Федор