Разговор со своими - Татьяна Александровна Правдина

заставляют ее и Валеру поставить штампы в паспорта. Не потому, что будет ребенок, а потому, что надо прописаться в одном месте. Тогда можно надеяться, что дадут не до такой степени малогабаритное жилье. В ЗАГСе спектакль устраивает Миша Козаков, свидетель со стороны «невесты»: «Обрюхатил (короткое ненормативное обращение), ну хоть совесть проснулась, и то спасибо!» Работницы ЗАГСа (ведь всегда только женщины!) сначала вздрогнули, но, увидев наши с Зямой умирающие от хохота лица, обрадовались и веселились от души.

Вернувшись, взяли через два дня папу домой (это был уже июнь), на дачу. Этот год, пожалуй, был первый в моей жизни таким тяжелым. Потом, увы, были и другие…

Поселили папу в привычной ему комнате. Занимаюсь с ним каждый день – заставляю вставать и вместе со мной ходить. Через дней десять начинает ходить сам. Голова в порядке, читает, мороженому радуется. Продолжаю удивляться, что ничего не спрашивает о маме. И, наверное, только через месяц по возвращении из больницы: пьем кофе вдвоем, Зяма уехал в Москву. Спрашивает ровным голосом:

– Шуня трудно умирала?

Рассказываю…

– Все ее вещи надо подарить.

Я:

– Уже я это сделала.

Говорит:

– Молодец, – и больше никогда не говорим о маме!..

В Москве делаем обмен: папу прописываем к нам, а Катю вместо него в их квартиру. Вроде бы все спокойно: Катя с мужем Валерием Фокиным. На даче Нюра, папа и мы с Зямой. Август, отпуск. Поселяем с Нюрой ее родственницу (которая нам ее и привела), и едем в наши палатки. Но! Долго покоя не бывает… Через неделю получаем телеграмму от Лели: «Срочно позвони!» Мчимся на почту, сообщает: положила Катю в больницу, подозрение на внематочную беременность. На следующий день выезжаю поездом в Москву. Зяма провожает и машиной поедет один (это дольше).

Приехав, мчусь в больницу, дивный доктор говорит: «Потерпите до завтра, у меня большая надежда, что беременность нормальная!» Завтра – все нормально! Но рожать обязательно, без вариантов. Валера и я счастливы. Сказать о Кате этого не могу, заявляет, что это не входило в ее планы. Смиряется, иногда говорит: «Это ты меня ввергла в пучину беременности!» Но при появлении Орика объявляет, что мы были очень правы.

Все живем на даче. Катя, Зяма, Валера уехали в город, Нюра в отпуске в деревне. Мы с папой вдвоем. Я работаю дома. Он похудшел, много лежит, отказывается от обожаемого мороженого, и – что и меня, и докторов особенно пугает – стали возникать галлюцинации. Когда они возникают, делается вдруг физически очень активным. И в этот день я сижу, работаю, неожиданно папа появляется у меня в дверях, совершенно одетый (до этого одеваться помогали) и очень взволнованно говорит: «Скорей, он ждет!» Спрашиваю: «Кто?» – «Следователь!» Вскакиваю, обнимаю, прижимаю, веду, кладу. Иду принести лекарство – вхожу, он упал с кровати! Я одна, бежать кого-то звать даже не приходит в голову, поднимаю… Не инфаркт, как у мамы, но дикая боль внизу живота и хлещет кровь… Даю лекарство, папа задремывает, сама ложусь, кладу лед. По счастью, мужчины вскоре возвращаются, звонят Ольге Моисеевне и везут к ней в больницу.

Ко мне приезжает тоже «скорая», предлагают ехать в больницу.

Отказываюсь, обещая свято, как требуют, не вставать. К папе ходят Валера и Зяма. Он худшеет. И 15 сентября, отлежав десять дней, требую везти меня к папе. И Зяма помогает и слушается. Папа практически без сознания, на мои поцелуи – легкое пожатие, но скорее это мне кажется… Прошу мне звонить. И ночью, часа в два, звонят и сообщают, что он ушел… Подготовиться к уходу (смерти, конечно, но уж очень категоричное слово) своих – невозможно! Ведь я видела, что папы уже нет, но на звонок вскрикнула: «Как неожиданно!..»

Глава 33

Турлагеря дома ученых

Устройство лагеря. – Свента. – Никитины, Ширвиндты и Окуджавы. – Лагерь на реке Гауя. – «Но ты же не при ужу!» – Грибники. – Варенье на костре. – Стихи из Парижа.

После Зяминых гастролей и депрессии в Омске (возвращаюсь в 1963 год) – отпуск. Ничего не подготовлено для него. Моя подруга Рима (в жизни Муся) Каждан, работавшая в моем издательстве в редакции марксизма-ленинизма (была и такая!), рассказывает, что она с мужем (крупным ученым-византологом) едут в туристический лагерь Дома ученых в Литве на озере Свента. Туда ездят только члены Дома, но она попросит, и, может быть, нас возьмут.

Ученые на то и ученые: они создали у себя «турсекцию», которую возглавили кандидаты и доктора наук. Члены Дома покупали «путевку» и приезжали на поезде и на машинах (тогда еще немногих).

Турлагеря организовывались следующим образом: в первые годы в них было человек по тридцать-сорок, потом даже более ста. В разных местах страны: на озере Свента (Литва), на реке Гауя близ пограничного (Латвия – Эстония) города Валка-Валга, «Черноморка» на Северном Кавказе (около Геленджика) близ поселка Прасковеевка, на Украине (на реке Ворскла) и др. Все организовывалось на путевочные деньги, по тем временам очень скромные.

Была Хозяйка лагеря. В ее обязанности входило очень многое: закупка продуктов (и на рынке), руководство кухней, содержание материального имущества (палатки, раскладушки, одеяла, белье – его стирка). При ней в ее распоряжении были взятые, как и она, тоже из Москвы, повар или повариха, две помощницы по кухне и хозяйству, шофер с машиной. Туристам выдавались палатка, раскладушка, матрац, постельное белье. Условие: палатки ставятся на расстоянии не меньше двадцати метров друг от друга, пользоваться приемником только с наушниками или глубоко в лесу. Все это устанавливается близ озера, реки, на опушке леса, на поляне. Строение – столовая.

Обязанности – три раза в день в положенное время, по звуку гонга, прийти на еду. Еще за смену – двадцать четыре дня – один раз подежурить в столовой. То есть накрыть на столы, подавать еду. Грязную посуду все выносят сами, посудомойки моют, а дежурные вытирают столы и подметают пол, накрывают на следующую еду. Дежурят все: от рядовых мелких ученых до докторов наук и академиков.

Муся присылает телеграмму: нас в порядке исключения возьмут, но раскладушки надо привезти.

Грузимся в автомобиль и втроем – Зяма, Катя и я – едем на Свенту.

Нам выдают огромную, по-моему, на целый взвод, палатку. Ставить не умеем и только помогаем двум не самым молоденьким дамам – обе доктора наук – делать это за нас.

Гердт в турлагере на кресле своей работы

Лучшего отдыха,