Увидимся в темноте - Виктория Платова

– А струна зачем? – поинтересовался Брагин.

– Отделять крупные куски глины от основного массива. Все мастера так делают.

– А струны какие подойдут?

– Да любые. Хоть от карниза.

И от альта. Наверняка.

– А скалка?

– А скалка для того, чтобы раскатывать, – терпеливо пояснил художник-анималист. – Куски глины. Опять же. Принцип такой же, как и при раскатке теста.

– Ну да. Как я сразу не сообразил.

– Про стеки тоже объяснить с ножами?

– С этим все понятно.

– Ну, слава богу.

Черника, казалось, позабыл о вопросе Брагина относительно Кирилла или (что скорее всего) таким немудреным образом решил соскочить с темы. Отстраниться. Есть еще один вариант: человеку нужна небольшая фора во времени, чтобы подумать над ответом, – ее он и пытается получить. Всеми правдами и неправдами.

Что ж, подождем.

Дмитрий Юрьевич прорезался даже раньше, чем думал следователь. Сразу после того, как спрятал ножи, струны и стеки в кожаную скатку и затянул ремни.

– Он что-то сделал? Эм-м… неправильное?

– Кто? – слегка опешил Брагин.

– Кирилл.

– В каком плане?

– Не знаю. Вы же зачем-то здесь.

– Что значит – сделал неправильное?

– Наверное, я не так выразился. Может, это я что-то делаю неправильно. Но я скульптор, а не психолог. Не нахожу верного подхода к тем, кто пытается здесь лепить, работать с разными материалами… Пытается установить контакт… Для них это форма контакта – достаточно интенсивного, хотя здесь почти не говорят.

– Не говорят?

– Молчат, – уточнил Черника. – Поначалу дети воспринимают это место как зону дискомфорта. Нет, мы не заставляем покидать собственную раковину, но рано или поздно всем приходится делать выбор. В той или иной степени. Он не всегда в нашу пользу, но местами срабатывает. Так вот. Кирилл – он странный. Я понимаю, все эти дети – немного не от мира сего. Но он не похож даже на них.

– И в чем это выражается?

– Ни в чем конкретном. Но иногда он может так посмотреть… Ничего хорошего этот взгляд не предвещает.

– Поясните.

– Постараюсь.

Черника направился к зооуголку, Брагин последовал за ним и около минуты наблюдал, как скульптор занимается перестановкой фигур.

– Он попросил, чтобы я растопил ему воск, – сказал Черника. – Ну, как попросил. Его мать принесла старые свечи… Такой внушительный комок парафина. Она объяснила мне, что требуется. Поначалу у него получались только катышки разных размеров. Колобки. Блины. Потом он попытался вылепить какие-то фигурки. Но с фигурками как-то не задалось. Было не понять, что это. Человек, животное… Остановились на том, что это – чудо-юдо.

– Он был согласен?

– Я не знаю.

Брагин вспомнил безупречных по исполнению динозавров. Идеально вылепленных лошадей, застывших на столе в полутемной комнате коммунальной квартиры.

Кто из них врет?

Маленький удильщик или большой друг животных Дмитрий Юрьевич Черника?

– Выходит, к творчеству он не способен?

– Может, к математике способен. – Черника почесал переносицу и иронически хмыкнул: – Или к карточным фокусам. Говорят, что это особые дети, так что я верю. Что-нибудь да раскроется. Но скульптором ему не быть.

А ведь он терпеть удильщика не может. Еле-еле сдерживается. С другой стороны, Брагин отлично помнил свой недавний контакт с мальчиком Кириллом, закончившийся полным поражением следователя. И помнил, как ему хотелось надавать парню подзатыльников. Ухватить за плечи и как следует потрясти. Только это вряд ли поможет делу.

– Вот, смотрите.

Теперь, когда несколько скульптур было отодвинуто в сторону, Брагин заметил на образовавшемся маленьком пятачке еще одну скульптуру. Вернее – ее остатки: ровно половина лошади, без головы и крупа, на уцелевшей части туловища – кусок сохранившейся детской босой ноги.

– Его работа. Кирилла.

– Он лепил?

– Он разбил, – пояснил Черника совершенно равнодушным голосом. – А скульптуру делал я. Для выставки в Афинах. «Мальчик и конь». Терракота. Это была хорошая вещь.

– Лихо, – только и смог сказать Брагин. – А зачем он это сделал?

– Вы у меня спрашиваете? Откуда же мне знать? Причем разбил практически у всех на глазах. Скалкой.

– Сочувствую вам.

– Что уж теперь… Я хотел выгнать эту сволочь… Кирилла. Но Áдема упросила его оставить. И мать убивалась – вроде как школа очень помогает Кириллу. И если его лишат школы, то он погибнет. И нельзя его вышвыривать ни в коем случае. Приходится сжимать зубы и терпеть этого террориста.

– Простите. А Адема – это кто?

– Девушка-волонтер. Плотно занимается здесь лошадьми вместе с Ульяной. Единственная, кто пытается хоть как-то общаться с маленьким негодяем. Ну… как общаться? Катает его на лошади. Толку – ноль.

– Она здесь?

– Уехала пару недель назад. Или около того. Она сама из Казахстана откуда-то. И что-то там у нее случилось в Казахстане. То ли брат попал в серьезное ДТП, то ли отец после инсульта. Если все будет нормально, то в обозримом будущем вернется. Так она и сказала всем заинтересованным лицам.

– А вы заинтересованное лицо?

– Я? Заинтересованное, еще бы. С такими детьми в одиночку не справиться, так что чем больше сочувствующих и неравнодушных – тем лучше.

…Разговор с Черникой оставил после себя больше вопросов, чем ответов. Выходило, что на воск Кирилла вдохновили вовсе не в классе ваяния. Но верить этому – все равно что верить в то, что Кирилл не в состоянии вылепить ни одной удачной фигурки.

Спустя несколько дней после поездки в «Маренго» Брагин даже пересекся с Ульяной Жогиной, страшно занятой молодой девушкой, хваткой и деловитостью очень похожей на отца. Но на этом сходство заканчивалось, потому что Ульяна явно была человеком с противоположным знаком.

Увесистый общечеловеческий плюс против папашиного коммерческого минуса.

Ульяна назначила Брагину встречу на Звенигородской, на территории каких-то складов, о наличии которых, да еще в центре города, Сергей Валентинович даже не подозревал.

– У вас пятнадцать минут, – сообщила она ему, наблюдая за погрузкой коробок с кошачьим кормом в потрепанный фургон «Мерседес-Бенц».

Коробок было море разливанное, два угрюмых грузчика каждые три минуты вывозили на тачках все новые и новые поддоны. Ульяна тоже выглядела угрюмо и неприветливо, но Брагин не придал этому значения, списав все на сосредоточенность. Больше всего дочь владельца конно-спортивной школы походила на тинейджера, которого все в классе гнобили за слабость, болезненность и хилый костяк, а он взял и раскачался. Не до безобразия, конечно, в меру. Да еще и разряд по боксу получил. И теперь стоит, непроизвольно поигрывая мускулами, в ожидании бывших обидчиков. Чтобы спокойно и аргументированно объяснить, кто здесь главный. А также что обидчикам надлежит делать и куда везти кошачий корм.