Увидимся в темноте - Виктория Платова

Брагин подозревал, что зачеркнутое касалось определенных характеристик детей, которых курировала Адема Кусаинова (а возможно, было как-то связано с их поведением и реакцией на определенные вещи). Он даже попросил криминалиста Ряпича разобраться с уничтоженным текстом. Тот свою работу выполнил и спустя сутки положил на стол бумагу с восстановленными фразами.

– Серьезное? – на всякий случай спросил Брагин прежде, чем взять листок в руки.

– Судьбоносное, – ответил Ряпич.

Сукин сын.

И ведь ничем себя не выдал, даже бровью не повел, даже нос не почесал!

Все зачеркнутые записи относились к Дмитрию Юрьевичу Чернике, характеристики были короткие, не самые лестные (иногда – совсем нелестные), но в сухом остатке выходило, что Адема безответно влюблена и отчаянно несчастна. Потому что Д.Ч. нравятся блондинки, а она – брюнетка (манипуляции с покраской волос только испортили дело). Потому что Д.Ч. равнодушен к азиаткам, а она – азиатка чистой воды. И еще несколько «потому что Д.Ч.».

Брагин мельком посочувствовал казашке и тут же забыл о ее существовании. Ну, не совсем забыл, конечно. Для начала они с Вяткиным, уже наученные горьким опытом исчезновений девушек, выяснили, действительно ли волонтер из «Маренго» покинула территорию РФ. Присланные данные успокоили: гражданка Казахстана Кусаинова А.С. вылетела в Алма-Ату, о чем есть соответствующие отметки миграционной и пограничной служб. Кроме того, в окрестности «Маренго» был отправлен Паша Однолет – с инспекцией близлежащих питомников. Их действительно оказалось три, как и описывала Кусаинова. Ничего особо подозрительного Паша не выявил, угрюмость управляющих везде компенсировалась благодушием продавцов, которые, тем не менее, продавливали одну и ту же бесхитростную мысль: а вот у нас ассортимент качественнее и поставщики лучше, чем у конкурентов. Поставщики, впрочем, были одни и те же, и ассортимент везде одинаковый, разве что в двух питомниках акцент делался на хвойные породы, а в одном – на плодово-ягодные. И в каждой из трех точек продавались, в частности, гибискусы – разной величины и на разный кошелек.

Джанго, изучившая впоследствии дневник Кусаиновой, не нашла в нем ничего особо ценного, за исключением некоторых спонтанных наблюдений (вроде того, как Кирилл любит закрывать лицо руками или размышляет о «внутри есть что-то») – все остальное, на ее взгляд, имело ярко выраженный антинаучный привкус. Конечно, Елена Викторовна Джангирова совершенно не против подобного рода практик, будь то лошадки или арт-терапия, да и много чего еще можно предложить «особенным детям». Но ни нового, ни революционного в этом нет.

– А мальчик? – не сдавался Брагин. – Как разговорить мальчика?

– Ну, убейте этот цветок, – как-то посоветовала Джанго. – Вырвите с корнем на его глазах и выбросите.

– Поможет?

– Нет. Усугубит ситуацию. Но в момент слома что-то может проясниться.

– Может, тогда не надо?

– Вам шашечки или ехать?

Вивисекторша чистой воды, такой всегда и была.

Не всегда.

В самом начале сентября на территории парка «Сосновка» было обнаружено тело четвертой жертвы Альтиста. На месте преступления Джанго стало явно не по себе. Болезненная бледность, разом ввалившиеся щеки, испарина на лбу – а ведь всезнайка-профайлер даже не подходила к телу вплотную. Тогда Брагин искренне пожалел Джанго и всех остальных заодно. Их всех. Следственную группу, так ничего и не добившуюся почти за полгода.

Ни одной крепкой версии. Хоть стреляйся.

Жанна Левниц – их очередной шанс.

Студентка Горного института, подрабатывала официанткой в одной из модных кафешек на Васильевском острове, в последние пару лет увлеклась аджилити и даже принимала участие в соревнованиях… Вот черт. Брагин мог бы написать книгу о Жанне Левниц – так много он успел узнать о ней всего-то за несколько суток. Подписки в соцсетях, плейлисты «ВКонтакте», безутешный молодой человек Артур, с которым Жанна порвала за неделю до гибели, безутешные друзья. Хорошие и не очень знакомые – по институту, кафе и тому самому аджилити, о существовании которого Брагин прежде и понятия не имел. А между тем такой нелепый вид спорта существует: преодоление полосы препятствий собакой и ее хозяином.

У Жанны Левниц была собака.

И не какой-нибудь лабрадор, мопс или джек-рассел-терьер (на джек-расселов Брагин натыкался ежедневно) – басенджи.

Сергею Валентиновичу даже пришлось проштудировать несколько статей в интернете, чтобы понять, что это за зверь такой – басенджи. Зверь имел и другие названия: конголезская кустарниковая собака, конго-терьер, собака Занде, существо из зарослей. Басенджи лишены способности лаять, их шерсть не имеет запаха, они умные, а еще – хвост. Хвост басенджи свернут в маленькое тугое кольцо, и это кольцо почему-то не дает покоя Брагину.

Собака Левниц, басенджи по кличке Хайди, исчезла без следа.

Нет, это неправильная формулировка.

След все же есть, и он снова опрокидывает и без того муторное и вязкое дело в сатанинскую плоскость. В ад, где мы все будем гореть, если не отыщем эту сволочь, как говорит Вяткин. Не так уж он не прав. Теперь уже точно установлено, что собачья шерсть, обнаруженная в паху и во рту так и не опознанной третьей жертвы, абсолютно идентична собачьей шерсти, в большом количестве найденной в квартире Жанны Левниц, и принадлежит ее собаке.

– Ошибки быть не может? – несколько раз спросил Брагин у судмедэксперта Пасхавера, когда пришли результаты экспертизы.

– Какой? Не собака, а бабуин? Так я тебя огорчу – собака, и собака конкретная. Эта самая басенджи. И не мучай меня больше, – отмахивался Игорь Самуилович. – Иди вон к Ряпичу пристань. Он тебе расскажет о немыслимых достижениях современной криминалистики. Скоро до того дойдем, что безнаказанно преступления можно будет только в Антарктиде совершать. В среде императорских пингвинов.