Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов
Шрифт:
Интервал:
А вот офицеры 264 Георгиевского пехотного полка (2 батальона теперь в Ахалцыхе и 2 в Батуме) раньше все в Батуми говорили: «Это все-таки замечательно, как турки в 2 недели (после объявления войны) подняли весь Чорохский край, и наши только с крайним трудом пробились из Артвика и других мест к Батуму. Что все курды и аджарцы там, где не боялись русских, перешли на сторону турок. Что теперь 2 роты их полка специально заняты выжиганием тех селений, в которых не находят жителей, считая, что, значит они ушли к туркам».
Кстати, эти же офицеры винят генерала Елшина в этом разгроме (официально в это время объявлялось: «в за-Чорохском крае незначительные перестрелки» и очень над этим трунили). Мне показывали «наказ» этого генерала солдатам, когда он был комендантом Михайловской крепости (Батума). Он очень длинный, начинается с того, что крепости строятся на самых важных местах государства и для того, чтобы с малыми силами обороняться от превосходных сил врага. Я его не прочел всего, мне показали на конец: «Ни под каким видом не отлучаться во время боя с позиций, ни под каким предлогом, ни по болезни, не даже по естественной надобности… если уже приспичит и невмоготу – валяй в штаны». И непосредственно далее: «Унтер-офицерам и Георгиевским кавалерам показывать пример». И далее, как полагается: «Прочесть во всех ротах, командах и проч.»! Говорят, этот несчастный генерал при отступлении с какой-то позиции удирал по шоссе пешком, не желая дожидаться какого-то маленького исправления в испортившемся автомобиле.
А. А. Жданова, 4 января
Объявлена новая мобилизация ополченцев 1906 года, которые по какой-то льготе совсем не обучались. Уходит по этому призыву наш швейцар Матвей. Он в полном недоумении, как он будет воевать, когда не может держать ружья. Вообще новые подкрепления, посланные на войну, не выдерживают критики. Новобранцы говорят, что их обучали из «куля в рогожу». <…> В одно утро показывали насколько приёмов, а на другое уже проходили новые приёмы. Они не знают команды и «уходят со знанием, что идут на авось».
А когда они приезжают с войны раненные, их угощают в госпиталях правилами, инструкциями и приказами. Все стены нашего госпиталя пестрят наставлениями. Обои из наставлений: в карты не играть, в коридорах не курить, в девять часов вечера спать. На улицах вести себя прилично, внутри трамваев не сидеть, отдавать честь офицерам, если ранена правая рука, отдавать левой и т. д. и т. д. Наши раненые смеются, читая приказ:
– Будем всегда отдавать левой рукой. А что нам смеет офицер сделать, если и не отдадим? Там на позициях, он крикнет, а на него – ружьё. Как ты смеешь кричать, такой-сякой?! Ну и помалкивает!..
Сразу видно, что все приказы только и обрушиваются на слабых и немощных, хоть здесь-то покуражиться вволю.
А. С. Арутюнов, 5 января
В 8:30 выступили вперед и заночевали в Бушене. Кара-Килису прошли 3 часа дня, всюду видны разрушенные здания и сожженные курдами при отступлении. По дороге встретили несколько трупов женщин армянок убитых варварами курдами. Видно курды и турки никак не ожидали наше быстрое наступление и в каждом доме остались следы пребывания турок, или оставлено много разных съестных припасов провианта и даже собственных вещей. К 7 часам 5 января мы уже разместились по квартирам в селе Бушенк, занесенном глубоким снегом. Все порядочно устали и проголодались с дороги. <…> Мне вспомнилась разница, как нам всем приходилось радостно, в чистых комнатах, сильно освещенных лампами или электричеством, в кругу семьи встречать крещение, разговляться, и проводить приятно время, а сейчас сидим в грязной, вонючей избушке, слепленной из одной грязи, без всяких окон за исключением маленькой дырки в крыше, служащей светилом. Дома – после хорошего ужина идем на мягкую кровать и ложимся в чистую постель, а здесь не раздеваясь в грязном белье, где еще докучают разные насекомые, ложимся прямо на холодную землю или если найдем постелить себе половы и сумку в головах, а шинелью укроешься, холод дает о себе знать и ноги мерзнут. Долго я в эту ночь не мог уснуть и только к утру немного вздремнул.
М. С. Анисимов, 7 января
Два часа дня, где я стоял, приходили ко мне товарищи – Петр Мельников и Матвей Копылов 48-го Сибирского Стрелкового Полка. Угостил чайком с ржаным хлебом, обменялись разговором кое о чем.
Очень заморенные, похудели от боев, походов и холода, голода. Как выше упоминал, что пехота более страдает из-за пищевых продуктов, а в артиллерии более снабжены всем. Артиллеристов стрелки считают счастливцами. Товарищи очень были рады увидеть меня, а так же с волчьим аппетитом закусили. Хотя и хлеб ржаной, а мы здесь его ценили, берегли, как ценную вещь.
Ко мне взводный унтер-офицер Петр Мельников обращается так: «Вот, Михаил Сидорович, сегодня второй день праздника, у нас в Ново-Николаевске гуляют вдоволь, пьют и едят всего вдоволь, а мы здесь с голоду страдаем. Благодаря Вам Михаил Сидорович, я здесь закусил, в особенности с маслом, я не помню, когда уже так вдоволь кушал – всегда впроголодь. Сахару выдадут несколько кусков и больше не увидишь в месяц сахару, а если два раза дадут, то очень хорошо.
Хлеба дадут когда 12 фунта – очень хорошо, и то, если бы давали каждый день, и этого нет. Очень трудно – хуже нашего полка наверно нет из-за пищи. Знайте! Скорее бы хоть ранили или убили, чем мучится нам! А чуть что так задницу пороть розгами любит наш командир полка. Тяжело, тяжело, Михаил Сидорович, в пехоте, с голоду помрешь!»
На прощание я дал по кусочку хлеба и сахару с 1/4 фунта, а потом я пообещался купить у
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!