А&В. Бабочка - Tais

особой изощрённостью. Он выкручивал ему соски, тушил об него сигареты, выдирал ему волосы, забивал ему в руки гвозди, но особо излюбленной пыткой он находил засовывать в него всякие предметы. И чем больше — тем лучше. Это доставляло больше всего боли. Пытателя это заводило. Чем больнее ему было, чем больше он кряхтел и дрыгался в жалких попытках спастись, тем быстрее поднимался его член, тем тверже он становился. И вскоре избиение превращалось в изнасилование, а когда он кончал, он возвращался обратно к издевательствам. И так по кругу. Когда он уставал, он просто уходил, напоследок не забывая напомнить, что нужно быть послушным, иначе прикончат. И рано или поздно он возвращался.

Так продолжалось три дня. Воды и еды ему не давали. Все естественные потребности приходилось справлять под себя, но, похоже, садиста это не волновало. Испачкаться он не боялся. Через какое-то время Венца осенило, что живым он его точно не оставит. Так или иначе он умрет. Или от обезвоживания, или от голода, или от травм. Неважно. И эта мысль ввергла его в такое отчаяние. Он слышал раньше о страхе смерти. Часто такое проскальзывает в фильмах, сериалах, книгах, но так мало об этом люди задумываются. «Умирать страшно» — вот, что говорится чаще всего. Но это чувство куда глубже. Это не просто страх, это паника, отчаяние, осознание полного бессилия. Это чувство рвет на куски, ты бьешься в истерике, слезы катятся, ты пытаешься кричать, бьешься головой о бетонный пол, но это абсолютно ничего не меняет. Никто не спасет. Никто. Ни всевозможные боги, ни мифический герой. Это конец, закат твоей жизни, а после — пустота. Многие из-за этого ломаются, принимают неизбежное и покорно его ждут. Кто-то теряет рассудок. Некоторые начинают получать удовольствие, но это, скорее, просто разновидность сумасшествия. А есть те, кто смириться не может, а разум их не покидает. Они до последнего борются. И Венц был из последних. Он долго придумывал план спасения, но в таком состоянии, связанным он ничего не мог. Даже крикнуть и то не под силу. Осмотрев место, где лежал, он увидел вентиляционное отверстие. Это была глупая затея, но сработало. Сначала ему нужно было вынуть кляп, рот был залеплен скотчем, внутри что-то, вроде тряпка. Надо снять скотч. Руки связаны так, что поднести их к лицу нереально. Он начал тереться щекой о бетонный пол в попытках содрать скотч. Приклеился он намертво, похоже, специальный какой-то, может, строительный. Он продолжал тереться щекой, царапая кожу. Чувство было такое, будто он трётся о наждачную бумагу, раздирая щеку в кровь, снимая кожу и добираясь да самого мяса. И вот у него, наконец, получилось. Он, поворочав пересохшим языком внутри, выплюнул тряпку и позвал на помощь. Тихо, хрипло. По вентиляционной трубе звук должен разноситься хорошо. Он надеялся на это. Но такой почти шепот точно никто не услышит. Раздирая сухое горло, он попытался снова. Получилось лучше. Он замолчал и прислушался. Наверно, садист не дома или спит. Еще один жалобный крик о помощи, настолько громко, насколько позволяло его иссушенная глотка. Он звал, звал и звал. Но никто не приходил. С каждой секундой надежда на спасение, и без того очень слабая, угасала. Прошло много времени, прежде чем раздался звонок в дверь. Этот пронзительный звук достиг его ушей, и это было самое приятное, что он в своей жизни слышал. Дверь открылась, он услышал чужие голоса. Правда, разобрать их не смог. Со всей силой, что у него осталась, он закричал.

Его спасли. Долгое лечение и реабилитация сделали свое. Он продолжил жить нормальной жизнью. Мучителя его посадили, дав восемь лет заключения. «Всего восемь лет» — с горечью думал он. Скоро он выйдет и продолжит издеваться над другими. Такие люди не меняются, они не способны побороть свои желания. И скоро вновь кто-то будет звать на помощь в пыльной кладовке. Только вот, возможно, его не услышат. Но тут он бессилен. Все, что он может, — сделать все, чтобы это больше был не он.

«Все всегда повторяется» — вновь подумал он, прокрутив в своей голове все эпизоды этого ужаса. Вновь он на постельной койке. Вновь в синяках, ссадинах, ушибах. Помниться, когда-то он натыкался на интересную теорию — что история идет по спирали, а новые события — в той или иной степени лишь повторение предыдущих. История его жизни тоже очень похожа на спираль. Одни и те же события повторяются в разное время и появляются по разным причинам, но они одни и те же. Опять он столкнулся с насилием, опять он — жертва. И опять этот страх смерти.

«… убивать буду ме-е-едленно…» — сказал тогда Дэннис.

Да именно так и будет. Сердце стало бить барабанную дробь. Дышать трудно, воздуха не хватает. «Нет-нет. Только не снова. Я не выдержу повторения этой пытки. Я буду послушным, я никому не скажу». Именно поэтому он соврал полиции и всем остальным. Страх его сковал по рукам и ногам.

Бинты мешали нормально ходить, да и было это больно. И все же лежать и смотреть просто в потолок постоянно никто не сможет, потому он лазил по соцсетям с телефона. Смешные видео с котиками, забавные истории и картинки. Они всегда поднимают настроение. А также сообщения от друзей, пожелания выздоровления. Внезапно телефон брякнул, извещая о новом сообщении в соцсети. Без задней мысли он его открыл.

«Слышал, что с тобой произошло. Соболезную. Может, ты помнишь, кто это сотворил? Цвет волос, например. Брюнет или, возможно, блондин? Расскажи полиции!».

А на аватарке до боли знакомое лицо рыжеволосого паренька. Венц заблокировал телефон, приложил ладони к лицу и тихо заплакал. Этот намек было невозможно не понять. Опять придется врать, ослушаться он не мог, слишком уж сильно он его боялся. «За что мне это все?!». В палату вошел Яго и, увидев его слезы, кинулся утешать.

— Все хорошо. Все хорошо, — тихо бормотал он, обнимая. — Что случилось?

— Я, кажется, вспомнил кое-что.

— Что?

— Это был блондин.

Тук-тук-тук

Подобно тому, как она делила Дэна на «злого» и «доброго», точно также она делила себя на две половины. Она не считала это отклонением в психике, ведь осознавала, что обе эти личности она сама, просто подходы к жизни у этих частей ее Я были разные. Одна Лилит была прагматиком до мозга костей, ярая последовательница культа логики и разума, холодная и чурающаяся бушующих эмоций. А вторая Лилит — противоположность первой. Чувственная тонкая