Когда в Чертовке утонуло солнце - Алексей Котейко

вдруг спросил Макс.

— Конечно.

— У них должен быть кофе.

— Откуда ты знаешь? — удивлённо вскинул брови Иржи.

— Оттуда, что у нас он попал в Европу именно от подданных султана. Через венецианцев.

— Эти чего только не возят с востока, — согласился капрал.

— Давай заглянем на Унгельт? Может, получится прикупить там кофе. А не получится — всё равно же интересно посмотреть. И до построения ещё прорва времени.

— Почему нет.

Они снова пересекли Карлов мост, пояснили скучающему пану Бублу, что отправляются на Унгельт, и зашагали дальше по улице. Прага жила своей обычной жизнью, людные улицы полнились звуками и запахами, каждый торопился до темноты успеть все намеченные дела. У маленького магазинчика, втиснувшегося между гончарной мастерской и мясницкой лавкой, приятели задержались: Максиму на глаза попалась вывеска с парой перчаток, и он решил, наконец, осуществить давнее своё желание.

Левую руку младший страж ещё в гостеприимном заведении пани Вейхеровой снял с перевязи, а саму полоску холстины бережно спрятал в кошель, намереваясь вернуть дочери водяного. Кисть не болела и пальцы двигались свободно, но убирать повязку Макс не спешил — он решил, что лучше подождать, пока это сделает жена. Познаниям Эвки в медицине, по меньшей мере, местной, Максим теперь доверял полностью.

Несмотря на заманчивые предложения мастера, младший страж выбрал простые перчатки из мягкой, но толстой воловьей кожи, единственным украшением которых был плетёный кожаный шнурок, нашитый по краю высоких и широких краг.

— Тебе бы, кстати, не помешала нормальная перевязь, — посоветовал Шустал, и приятели свернули в первую попавшуюся лавку кожевника, откуда Максим вышел уже с удобной перевязью, разом изменившей ощущение от подвешенного на боку палаша. Теперь клинок не оттягивал пояс и не путался в ногах, и младшему стражу даже казалось, что палаш будто стал несколько меньше в весе.

Наконец, они пересекли Староместскую площадь и по узенькой Тынской улочке, похожей скорее на проулок между двумя высокими домами, вышли к северной стороне Тынского храма. Макс, не сдерживая восторга, запрокинув голову, разглядывал величественную громаду древних каменных стен, высоких окон и уходящих в небеса острых шпилей. Шустал терпеливо ждал, пока приятель насладится зрелищем, а потом указал на арку чуть дальше по улице:

— Унгельт, пан Резанов.

Глава 14

Правила хорошего торга

Впервые Максим увидел у представителей здешней власти и закона некое подобие униформы: трое, преградившие приятелям путь у западного портала Унгельта, были одеты в чёрные штаны, сапоги, дублеты и валяные шапочки-магерки. Поверх дублета каждый носил белый колет, а на шапочках были приколоты серебряные гербовые щиты с чёрным орлом. Вооружение троицы составляли палаши и кинжалы; у командира за поясом также был заткнут пистоль.

— Чего это вдруг ночная вахта — и днём? — поинтересовался он, с ленцой растягивая слова.

— Мы не по службе, а по личному делу. Хотим кое-что купить у турецких купцов.

— У турецких? — брови надменно вскинулись. — Вы, часом, не тайные последовали магометан?

— Очень смешно, Хонза, — скривился Иржи. — Обхохочешься. Прямо стоял бы и целый день слушал, да времени нет.

— Может, и будешь стоять, если я так решу.

— Может, делом займёшься?

Тот, кого капрал назвал Хонзой, положил руку на эфес палаша. Его бойцы сделали то же самое. Макс с деланным равнодушием повернулся к приятелю:

— Идём. Пусть господин Майер сам с ними разбирается.

— Стоять, — резко окликнул их Хонза. — Что там про господина Майера?

— Я не в вашем подчинении, сударь, — заметил Максим, — чтобы вы меня понукали, как лошадь.

— Что ты сказал про господина Майера?

— «Вы», сударь. «Вы». Это словно очень нетрудно запомнить и, поверьте, ещё легче применять.

По щекам Хонзы заходили желваки, но он всё-таки сдержался и с максимальным презрением выдал:

— Что «вы» говорили о господине Майере?

— Что вам придётся объяснять ему, почему не пустили нас в Унгельт.

— Брехня, — неуверенно подал голос один из солдат.

— Разумеется. Так господину Майеру и заявите.

— У нас тут своё право! — вмешался второй.

— Насколько мне помнится, — Максим уже понял, кто стоит перед ним, — таможенная стража находится в ведении императорской канцелярии. Как и ночная вахта. И ваше право, — он сделал шаг вперёд, и говоривший солдат от неожиданности попятился, — ограничивается взвешиванием и пошлинам. А не решением того, кого и куда пускать или не пускать.

— Это ещё видно будет, — пробурчал Хонза. — Мы и смутьянов с Тына выдворяем.

— Идём, — развернулся Максим, — до Ратуши рукой подать. Сдаётся мне, судари, что самое большее через четверть часа вы будете уже не здесь, а при ассенизаторских телегах. Работа нужная, даже по-своему почётная, и самое главное — не оставляющая времени для праздной болтовни.

Упоминание ассенизаторских телег, похоже, окончательно убедило таможенников: кажется, эту присказку господина Майера в Праге неплохо знали. Ворча что-то себе под нос, Хонза всё-таки посторонился и махнул рукой, показывая, что приятели могут пройти.

— Они всегда такие приветливые? — вполголоса поинтересовался парень, когда от поста при входе их заслонила многоязычная толпа людей и нелюдей, перетекающая по внутренним дворам Унгельта.

— Это Хонза. Скотина. Не повезло наткнуться именно на него.

— Личные счёты?

— Ага. Давние. Была тут одна дочка корчмаря, за которой мы оба ухлёстывали.

— Наверное, и поединок был?

— А как же.

— И что, она за него замуж вышла?

— Какое там! — усмехнулся Иржи. — Замуж она вышла за пана Ждяра из Гералека. Пока что я, что Хонза два месяца валялись в лазаретах, залечивая раны. Нас это, правда, не примирило. А чего ты решил вдруг про господина Майера ляпнуть?

— Да как-то само вырвалось.

— Могли же и не поверить.

— Могли. Но очень уж кофе хочется.

Расспрашивая встречных то на чешском, то на немецком, а то и просто знаками, они, наконец, отыскали в одной из галерей лавочку, которую недавно арендовал турецкий торговец.

— Доброго дня, пан! — поздоровался Иржи, но тут же лицо его грустно вытянулось, когда дородный усатый турок, улыбаясь, затараторил в ответ на родном языке. Познания Шустала в немецком тоже не помогли — купец, продолжая вежливо улыбаться, только пожимал плечами и качал головой.

— Кава? Ка-ва? — попытался втолковать торговцу Макс. Лицо турка приобрело сосредоточенное выражение.

— Ка-ва? — повторил младший