Когда в Чертовке утонуло солнце - Алексей Котейко

— Кахве? — неуверенно переспросил купец.

— Кахве! — радостно закивал Максим.

Торговец удивлённо посмотрел на него и хлопнул в ладоши. Откуда-то из внутренних помещений появился мальчишка, мужчина отдал ему распоряжения, и помощник тут же скрылся. Приятели тем временем разглядывали лавку.

На полках здесь громоздились аккуратные свёртки ковров и медная посуда с искусной чеканкой. Стояли мешки — в одном, чуть приоткрытом, Макс разглядел россыпь фиников. На стене за прилавком были подвешены несколько изогнутых сабель в богато украшенных ножнах.

Мальчишка вернулся, неся поднос. Ручки подноса он обернул тряпкой, на стальной поверхности, явно сильно нагретой, был рассыпан песок, а в песке стояла вместительная джезва. По лавке поплыл аромат свежесваренного кофе.

Осторожно водрузив свою ношу на низенький столик, мальчишка метнулся обратно и тут же притащил другой поднос, поменьше, на котором позвякивали три стакана-армуда и серебряная вазочка с неровно наломанными кусочками сахара. Компанию стеклянным составляли три глиняных стакана с холодной водой.

— Кахве! — приглашающим жестом указал хозяин на низенькие стулья вокруг столика.

— Похоже, он решил, что мы просим его угостить нас, и собираемся вести переговоры о каких-то крупных поставках, — заметил Иржи.

— Надеюсь, ты не предлагаешь отказываться? Да и не вежливо. Лучше уж пусть будет казус непонимания. Хотя, надеюсь, мы всё-таки как-то договоримся.

— Нам за этот казус командор может головы снять. И без всяких договоров.

Купец тем временем снова отдал мальчишке какое-то указание и, отпустив помощника, принялся разливать кофе по стаканам. Кофе, как и полагается истинно турецкому, был густым и чёрным. Максим из вежливости добавил в свою порцию два кусочка сахара, и с удовольствием потягивал горячий ароматный напиток — а вот Шустал, попробовав кофе и скривившись от горечи, щедро уложил в армуду десять кусочков. Положил бы и больше, но напиток и так уже поднялся вровень с краями стакана.

— Хотим купить, — попытал счастья Макс, показывая на джехву и делая интернациональное движение пальцами, которое, как он надеялся, и здесь тоже означает деньги. Потом полез в кошель и извлёк из него одну из серебряных монет, которые получил в качестве подъёмных.

Глаза торговца слегка прищурились, вежливая улыбка стала шире: он, наконец, сообразил, зачем пожаловали незнакомцы. Купец что-то сказал на турецком, махнул рукой на дверь, за которой скрылся мальчишка, потом повторил сказанное и, видя, что его совершенно не понимают, благосклонно повёл ладонью: мол, не переживайте, сейчас всё уладим.

Действительно, минут через десять мальчишка вернулся в сопровождении турка помоложе, который на вполне приличном чешском поинтересовался, чем они могут быть полезны уважаемым панам.

Уважаемые паны объяснили, что хотели бы купить кофе. Ответ несколько удивил переводчика, но, похоже, не хозяина лавки. Тот быстро заговорил, и вердикт был коротким: десять талеров за батман.

— Что такое батман? — переспросил у Иржи Максим. Тот только пожал плечами.

— Батман — это мера веса, — любезно подсказал молодой турок.

— А сколько это?

Переводчик замялся, потом что-то спросил у купца. Тот хлопнул в ладоши, отдал короткий приказ мальчишке — и помощник, убежав, вернулся с внушительным мешком, в котором, на глаз, было килограмм под десять.

— Но нам столько не нужно! — выдал ошеломлённый Макс. — Можно нам взять на талер?

Ответ торговца был пространным и очень эмоциональным, он возводил глаза и руки к небу, печально качал головой, и даже сделал попытку вырвать клок волос из своих усов, чтобы продемонстрировать глубину отчаяния. Перевод, разумеется, оказался куда менее цветастым, но более деловым:

— Мы очень сожалеем, пан. Мы оптовые поставщики. Мы не занимаемся розничными продажами.

Максим посмотрел на купца, снова растянувшего губы в вежливой улыбке и выжидающе разглядывавшего посетителей. Затем на молодого переводчика, спокойного и равнодушного к происходящему. Как-то нарочито спокойного и равнодушного.

— Мне очень жаль тревожить уважаемого такой мелочью, и я прошу принять наши глубочайшие извинения в том, что доставили неудобство. Ваш кофе — чудесный, и пусть кинет в меня камень тот, кто скажет, что это не лучший кофе в Праге. Но наш город ещё не знает и не умеет ценить такой напиток. Мне придётся пить его в одиночестве, и тогда одного батмана хватит не на один год. Поэтому я осмелюсь просить хотя бы пятую часть батмана, за две кроны?

Купец довольно кивал, хотя вроде бы по-прежнему не понимал ни слова из сказанного Максом. Однако он уловил главное: покупатель отдаёт должное искусству торга, и теперь владелец лавки готовился сполна насладиться переговорами.

Процесс занял не меньше получаса. То и дело заверяя друг друга во взаимном уважении и принося тысячи извинений, Максим и старший турок выдвигали всё новые и новые предложения. Кофе, принесённый мальчишкой, был уже допит. Иржи, подперев щёку ладонью, откровенно скучал и грыз кусочки сахара. Переводчик с интересом следил за дискуссией, и в глазах его читалось всё возрастающее уважение к чужеземцу, явно знавшему толк в традициях торга.

Они последовательно обсудили опасности торговых путей, погодные условия, таможенные пошлины, монетные уставы и, наконец, соглашение было достигнуто: за два талера и пять крейцеров Максим получил мешочек, содержавший килограмма полтора не обжаренных кофейных зёрен, а в придачу к нему джезву и поднос для горячего песка. Когда приятели уже собирались уходить и раскланивались, купец вдруг воскликнул что-то похожее по эмоциональности на «эх, была не была!» — и отдал приказание мальчишке, успевшему давным-давно устроиться в лавке, с открытым ртом наблюдая за торгом. Маленький посыльный умчался и вернулся с парой армуду, которые торговец аккуратно завернул в кусочек чистого холста.

— Благодарю за доставленное удовольствие, — заявил он, протягивая подарок. Шустал изумлённо вытаращился на внезапно заговорившего по-чешски купца, но Максим только вежливо поклонился, принимая свёрточек. — Заходите ещё, милостивые паны, всегда буду рад!

— Откуда ты так навострился торговаться? — поинтересовался капрал, когда они покинули лавку и продолжили бродить по Унгельту, разглядывая заморские товары.

— В отпуске.

— Не понял?

— Ну, я отдыхать ездил. В Египет, в Турцию.

— Какой же это отдых, у магометан? — удивился Иржи. — Тебе же там в два счёта или голову отрежут, или в рабство продадут!

— Так ведь это здесь и сейчас. А я — про там и потом. Слушай, у вас в Карловы Вары же ездят на источники?

— Ездят.

— Ну а у нас по всему миру ездят, кому куда захочется. Хоть за океан.

— Чего там делать, за океаном? — недоверчиво нахмурился Шустал.

— Везде