Когда в Чертовке утонуло солнце - Алексей Котейко

базилики, к слову, на положенном месте не оказалось, поскольку здесь её заменял более древний готический костел, тоже посвящённый Святому Микулашу.

Новая лестница, как ей и положено, выводила на Градчанскую площадь, вот только справа и в помине не было ни нового королевского дворца, ни статуй гигантов, ни даже ворот Матьяша. А были бастионы с торчащими между зубцами стен жерлами пушек и подвесной мост над широким и глубоким рвом, гулом отозвавшийся на шаги одинокого прохожего.

Не было у ворот и стражи, что насторожило Максима. Он ещё раз оглянулся вокруг, но теперь и Градчаны на другой стороне маленькой площади укутывал плотный туман.

«Всё-таки сплю», — подумал парень, хотя облегчения эта мысль не принесла.

Он прошёл через второй двор, оказался в третьем, и медленно побрёл вокруг одетого в строительные леса собора Святого Вита. В голове крутились какие-то обрывки прочитанной в книгах информации — что-то о достройке, привнёсшей в готический собор первые элементы барокко.

Макс пересёк соборную площадь и направился в неширокий проход справа от базилики Святого Георгия. «Ну, хоть так попаду на экскурсию по Граду», — усмехнулся он, выходя на перекрёсток позади только недавно отстроенного дворца Рожмберков. Максим уже понял, куда ведёт его то ли сон, то ли чей-то точный расчёт, но альтернативных вариантов вроде бы не было. Младший страж поправил пояс с палашом, надвинул поглубже шляпу, ещё разок оглянулся назад — а когда повернулся, увидел, что стоит на перекрёстке уже не один.

Женщина в белоснежных струящихся одеждах, словно сотканных из самого тумана, не была ни красавицей, ни дурнушкой. Максу подумалось, что такие лица можно встретить по всему свету: миловидные, не слишком примечательные, даже порой не запоминающиеся. Пухлые щёчки, маленький рот с тонкой линией губ, прямой нос. Но вот глаза… Глаза были большими, тёмными и внимательными, они спокойно смотрели на младшего стража, и парню померещилось, что где-то в глубине этих глаз временами проскальзывает отблеск то ли лунного, то ли звёздного, света.

— Пани Рожмберк, — Максим снял шляпу и почтительно поклонился Белой Даме, а когда, выдержав паузу в несколько секунд, снова выпрямился и посмотрел на женщину, она была уже всего в шаге от него.

— Приветствую, пан, — голос был нежным, мягким, чем-то напоминавшим голос Эвки. — Вас пригласили?

— Наверное, — парень растерянно посмотрел по сторонам, но туман, терпеливо бредущий следом за ним, успел уже затянуть и проход между дворцом и базиликой, и даже противоположную сторону маленького перекрёстка, откуда, как Макс хорошо помнил, можно было попасть к воротам Чёрной башни и Старой замковой лестнице.

— Только я не знаю, кто и для чего, — признался он, глядя в глаза призраку.

Белая Дама склонила голову набок. На губах её мелькнула тень улыбки.

— Вы всякий раз так решительно откликаетесь на приглашения? — спросила женщина.

— Разве у меня был выбор? — удивился Максим.

— Выбор есть всегда. Но порой не стоит с ним спешить.

Парень помолчал, обдумывая услышанное. Потом ещё раз поклонился:

— Благодарю за совет, пани.

Женщина тихонько рассмеялась. Мелодичный смех её, казалось, разносится над крышами Града, превращаясь то ли в тонкий перезвон хрусталя, то ли в звук далёких рождественских колокольчиков.

— Это не совет, пан. Это просьба.

Максим удивлённо посмотрел на неё. Ему очень хотелось узнать, правдивы ли истории о появлении Белой Панны, и знает ли она, что роду Рожмберков — по крайней мере, если история последует тем же путём, что и в реальности Макса — остаются считанные десятилетия. Что пятилепестковая роза увянет, оставив после себя только сказочно красивый Чески-Крумлов, несколько замков и множество легенд.

— Ступайте, пан. Незачем заставлять себя ждать.

Призрак поплыл назад и растворился в колышущейся туманной пелене. Младший страж вздохнул и, свернув влево, направился к вдруг чётко проступившему из тумана силуэту Белой башни, потом вправо, ещё раз влево — и оказался, наконец, на Златой уличке.

Здесь парень не удержался от того, чтобы снова замедлить шаги. То и дело он осторожно касался стен крохотных домиков, мимо которых шёл. В некоторых окошках теплились огоньки свечей, другие стояли погружёнными во тьму. Вот показался последний дом, замыкавший тупик, и Максим почти не удивился, что стены его сияют белизной, а во всех окнах обоих этажей горит множество свечей. На пороге открытой двери стояла молоденькая девушка, по виду лет двадцати; у её ног сидел большой полосатый кот, а на плече устроилась отливающая медью змея.

— Наконец-то! — заявила девушка, разом сметая мистическое настроение ночной прогулки. — Чего так долго-то?

* * *

Макс сидел в кресле у зажжённого очага, в маленькой комнатке, выходящей окнами на Олений ров. Помещение было сплошь увешано пучками трав и связками птичьих перьев, полки на стенах занимали разномастные глиняные и металлические банки и баночки. У двери, через которую его провела сюда хозяйка, располагался большой стол, на подоконнике над столом теснились потрёпанные книги. Был, разумеется, и котёл, чёрный, тщательно начищенный, сейчас стоящий на этом самом столе. Над очагом на крючке запыхтел чайник и девушка, усевшись в кресло напротив, принялась заваривать какие-то травы в двух больших глиняных кружках.

— Не бойся, не отравлю, — усмехнулась она, ловя подозрительный взгляд Максима.

— Я сплю или не сплю? — поинтересовался парень.

— А есть разница?

— Конечно.

— Балда. И в чём же?

— Ну… Если сплю — можно прыгнуть из окошка и полететь над Оленьим рвом.

— Ага. Вниз. Там, правда, кусты, но если тебе повезёт — войдёшь в землю аккуратненько, щучкой.

— «У последнего фонаря»? — спросил Макс наполовину утвердительно. Девушка одобрительно улыбнулась и, взяв свою кружку, сделала глоток.

— Он самый. Ну что поделаешь, у всех свои фантазии.

— В каком это смысле?

— А мне казалось, ты сообразительный? Это же Майринк.

— Погоди-погоди. Откуда ты про Майринка знаешь?

— Что значит откуда? Я по нему кандидатскую защищала, между прочим.

Максим ошарашенно посмотрел на незнакомку:

— Какую ещё кандидатскую? — выдавил он севшим голосом.

— Как какую? На филфаке, естественно. Специальность «зарубежная литература», если тебе это о чём-то говорит.

— Говорит, — он всё никак не мог справиться с изумлением. — Постой… Так ты — оттуда?

— Гениально подмечено. Хех, а ты уже совсем местным себя возомнил? «Оттуда»?

— То есть ты… Я… Из какого ты года?

— Из две тысячи одиннадцатого, по «нашему» счёту.

Максим недоверчиво нахмурился:

— Тебе по