Тайная Миссия - Уильям Хорвуд

напоследок из чисто практических соображений. Дело в том, что подобраться к Данктону было чрезвычайно трудно: с трех сторон его защищала Темза, с четвертой — кликуши-совы, по этому пути они совершали свои перелеты с юга на север. К тому же Данктон был самой восточной из Семи Систем, и до последнего времени, пока не были взяты Эйвбери и Священные Норы, Рекин считал, что силы грайков слишком рассредоточены, чтобы затевать еще один дальний поход.

После Данктона, собственно, завоевывать было почти нечего. Дальше располагался пустынный край Вен, который для грайков представлял интерес лишь постольку, поскольку где-то в самом его сердце скрылся Данбар — тот, кто когда-то, в незапамятные времена, оказал поддержку Сцирпасу. А немногочисленные обитатели, темные, оторванные от остального мира, да, возможно, кое-какие сохранившиеся легенды? Современных грайков это мало привлекало. Тем более что теперь Вен был заселен двуногими и для кротов уже неперспективен. Потомки же Данбара — даже если таковые у него были, — должно быть, давно поумирали или разбрелись по свету.

Между тем Уид смотрел на погруженную в задумчивость Хенбейн, упиваясь своей близостью к той, перед которой трепетали сотни и тысячи. Да, ему было чем гордиться: она обладала такой энергией и силой воли, какая ему и не снилась. И, хотя Уид был уверен, что способен, если понадобится, выдержать ее взгляд, он твердо знал, что должен во что бы то ни стало скрывать страх, который временами охватывал его в присутствии Хенбейн. От ее беспощадности у него иногда захватывало дух: в один прекрасный день она могла лишить жизни и его, Уида, с той же легкостью, с какой поступала со многими, если они, как ей казалось, нанесли ей вольную или невольную обиду.

С той поры, когда они пришли на юг, огромные камни почему-то странным образом притягивали Хенбейн. Он же в их присутствии чувствовал себя подавленным; при одном воспоминании о голосе Поющего Аффингтонского Камня у него начинали стучать зубы, и он только и думал о том, как бы ветер не задул снова. На Рекина же звук не произвел особого впечатления. Да что с него взять: он ведь вояка — никакого воображения! Ничего, дни сражений подходят к концу, и скоро Рекин обнаружит, что влияние его на Хенбейн идет на убыль, поскольку он перестанет быть ей необходим. Несомненно, гак должно случиться.

Пока же главной заботой Уида было увлечение Хенбейн этими Камнями. Через своих тайных агентов он уже переслал сообщение об этом на север. Самому Руну, внушающему страх, неуязвимому Руну, тому, кто являлся истинным хозяином Уида.

Сейчас в присутствии Камня Хенбейн показалась Уйду странно притихшей, мелькнуло в ней что-то... что-то такое... Да нет, не может того быть. Не может сияние Камня проникнуть в сердце такого извращенного, порочного, злого существа, как Хенбейн! Уид не мог разгадать природу странного искаженного света, сверкнувшего на миг в глазах Хенбейн. Именно это и вызвало его беспокойство; это и заставило его слать рапорты и подумывать о том, не пора ли убедить Хенбейн вернуться на север. Теперь, после поимки Босвелла, их больше ничто не удерживало в этих местах. Оставалось только отправить Босвелла к Руну, захватить Данктон да послать наиболее неуправляемую часть воинства Рекина в отдаленный Шибод.

Хенбейн пошевелилась, взглянула на Камень, еще раз коснулась своей надписи и со странным прерывистым вздохом, напоминавшим любовный стон, снова застыла в неподвижном созерцании.

Уид не отрывал он нее глаз. Он хотел ее, как и многие другие, однако надеялся, что она никогда не догадается об этом. Ему доставляло горькое удовольствие выбирать для нее партнеров, ловить потаенные взгляды, которые она бросала, ласково привечая очередного избранника. (Уид прекрасно изучил ее вкусы. Даже назначил специального агента, которому поручено было выискивать таких — молодых, мощных, еще не познавших любовных утех, но главное — свеженьких и чистеньких.) Он слушал их первые робкие слова, обращенные к Хенбейн, когда та постепенно порабощала очередную жертву, осыпая лестью, разжигая чувственность, не переставая исподволь шарить жадным взглядом по его телу. Тем самым взглядом, которым смотрел сейчас на нее сам Уид!

После этого она на некоторое время будто полностью теряла интерес к новому фавориту, заставляя его испытывать муки сомнений (что является таким незаменимым приемом, чтобы распалить страсть), и с головой погружалась в дела стратегической важности, а затем снова обращалась к утолению собственных, менее значимых, но не менее настойчивых желаний.

Уйду не раз случалось наблюдать этих жаждущих, ожидающих ее благосклонности юнцов, однако он не завидовал им. Наступал их час и вскоре проходил, и изверженное ими семя гибло в бесплодной пустыне чрева Хенбейн: так было, и так, очевидно, будет всегда. Да, она была прекрасна, но в материнстве судьба отказала ей.

Сводник Уид смотрел на фаворитов Хенбейн с жалостью: впоследствии она передавала их элдрен, старшим надсмотрщицам — в большинстве своем это были безобразные, высохшие старухи. Затем молодых кротов убивали. Обычно это была изощренно-жестокая казнь. Хенбейн любила тайком из какого-нибудь тайного укромного места наблюдать за тем, как это происходило: похоже, само наказание служило для нее еще одним способом удовлетворения похотливых желаний.

Уид вздрогнул и отвел взгляд: только бы Хенбейн в один прекрасный день не пришло в голову, что он изучил ее слишком уж хорошо! Ну что ж, в риске была своя прелесть, так же как в способности перехитрить дочь Руна, избежать ее когтей и вовремя исчезнуть в безвестности, откуда он явился, чтобы с успехом сопровождать Хенбейн во всех ее походах, став ее доверенным лицом...

В конце концов, Уид трезво смотрел на вещи и знал, что Хенбейн не более чем крот и смертна, как все остальные. Слово? Камень? Луна и небеса? В глубине души Уид всегда относился ко всей этой дребедени с презрением, даже тогда, когда произносил вслух привычные молитвы. В конечном итоге после всего, что тобою сказано и сделано на этой земле, ты все равно умрешь, и что тогда? Да ничего!

Итак, Хенбейн о чем-то размышляла, а рыльце Уида кривила саркастическая усмешка. Она относилась даже не к самой Хенбейн, а ко всем тем, кто был причастен к ее возвышению и не задумывался, да и не подозревал о том, что Хенбейн не более чем кротиха, расчетливо зачатая парой, чья тайна была известна ему одному.

❦

Хенбейн из Верна родилась от семени Руна, оплодотворившего злобную Чарлок. По сравнению с черными делами этой четы сама ночь выглядела светлой, и солнце леденело.

Кроты, знавшие историю Данктона, хорошо помнили Руна, и до