Дождевик - Max Laszlo

над оркестром. Тогда все инструменты заиграли воедино, слились в один изумительный поток мелодии. Сердце единственного слушателя затрепетало, заворошилось в груди. Фил поднялся со своего места, не в силах более сидеть, пока столь удивительное сладкое звучание летает перед ним, да только не получается ухватиться за него, проглотить и насытиться. Хочется лишь слушать его больше и больше.

Дирижёр изящными движениями управлял оркестром. Он то повышал темп, то заставлял всех подождать, слегка замедлиться; то сгибался перед громкой и волнительной частью, а затем изливал мелодию из своих вен, а потом скромно склонял голову, когда нужно было извиниться за свой пыл. Палочка летала по воздуху, то плавно взмывала и опускалась, то резко но аккуратно давала кому-то указания.

Филипп млел от профессионализма и (как выразилась бы его бабушка) экспрессии композитора-дирижёра. Музыка не заканчивалась. Она окутала весь большущий зал. Даже румяные огоньки, освещавшие помещение, трепетали наверху. Так можно было бы сидеть вечно…

«Вечно?» – задал сам себе вопрос парень.

Вечно сидеть, наслаждаться музыкой, забыть обо всех бедах; забыть о бабушке, забыть о кладбище, забыть о мёртвых родителях, забыть о библиотеке, забыть о Веронике, забыть о Мише, забыть об Алисе, забыть об…

«Нет… Я не могу провести здесь вечность…» – воспротивился Филипп, – «Мне нужно найти выход… найти обитель!»

Мелодия продолжала волновать зал, а Фил аккуратно встал со своего места и сделал несколько шагов в сторону. Внезапно повисла гробовая тишина. Парень замер и посмотрел в сторону музыкантов. Все сидели на своих местах, не двигались. Флейтисты не открывали инструмент от рта, скрипки и виолончели застыли на одной ноте, барабанщики задержали в воздухе палочки перед ударом по мембране.

Раздался новый звук: скрип и грохот. Подиум, на котором стоит дирижёр задрожал, а затем начал медленно поворачиваться по часовой стрелке. При этом ни дирижёр, ни кто-либо ещё не сделали ни единого движения. В животе Фила что-то забурлило и сжалось, ноги будто сделались ватными, а к горлу подступил тошнотворный комок. Медленно, как вращающийся подиум, в его голову вошло понимание.

– Нет… – полушёпотом сказал Фил.

Подиум повернулся на сорок пять градусов. В этот же момент закряхтел занавес и начал медленно сдвигаться в сторону сцены. Сердце заиграло свою мелодию. Мелодию страха и осознания…

Подиум повернулся на девяносто градусов. Филипп успел заметить бледное лицо дирижёра, покрытое лёгкими морщинками, с плотными гуталиновыми усами в форме хэндлбар, прежде чем занавес скрыл за собой весь оркестр. На мгновение он остановился, словно закончил очередной акт и затем продолжил двигаться в другой край зала.

Первыми парень увидел пианиста, нескольких флейтистов и трубачей. Они всё также сидели на месте, но… Филипп пригляделся. Это были уже не люди в белых одеждах… Это были…

«Манекены…» – закончил Фил.

Занавес добрался до подиума.

– Нет! – хрипло закричал парень.

Занавес раскрыл подиум, который уже повернулся нужной стороной. Вместо музыкантов позади него сидели всё те же зловещие куклы, а вместо того восхитительного дирижёра, с палочкой в руке, в обтянувшем дождевик чёрном фраке стоял никто иной как…

– НЕТ! – что есть мочи завопил Фил.

Оркестр бездействовал. Филипп собрался было бежать, пока есть шанс, но как только он повернул голову, то увидел, что за рядами в правой части зала и левой, отделённых от центрального двумя поперечными дорожками с красным ковром, сидят манекены. Штук по триста с каждой стороны.

Фил громко сглотнул. Он не понимал, что происходит и почему никто не двигается.

«Фигура замри?»

Парень сделал аккуратный шаг. Как только он оторвал стопу от пола, Дождевик-дирижёр медленно поднял палочку, а вслед за ней зазвучали задетые смычком струны виолончели. Манекены в зале упёрлись руками в подлокотники. Как только нога опустилась, виолончель замолкла, а тарелки издали лёгкий дребезжащий звук. Снова всё смолкло. Филипп снова осмотрелся. Затем он сделал два быстрых шага. Палочка взмахнула вправо и вверх, заскрипели виолончели и скрипки; манекены встали во весь рост.

«Была не была…»

Парень несколько раз глубоко вдохнул воздух, схватился за спинки кресел и, собрав всю энергию, с силой оттолкнулся и побежал. Моментально заиграла тревожная, нагоняющая ужас мелодия. Виолончели звучали грубо и злобно, скрипки быстро и громко, манекен-пианист играл на контроктаве, а барабанщики стучали всё громче и громче. Фил бежал вдоль ряда к дорожке, ведущей наверх – к выходу. Манекены со всего зала дёрнулись, как зазвучала музыка, и кривыми движениями, убийственным потоком круглых ртов и кровавых глаз ринулись в сторону жертвы.

Жнец, не сходя со своего места, махал палочкой вверх-вниз, дополняя жестокие движения злобными жестами костлявой руки.

Филипп выбежал на дорожку и рванул вверх к закрытым дверям. Полчище тварей словно приливной волной пытались добраться до жертвы, настигнуть её и утащить в самую глубь. А там, наверняка, от парня бы не осталось и единого кусочка. Из-за узких рядов большая часть манекенов застряла, ибо по части поворотливости они сильно уступали человеку, однако по скорости, несмотря на свои хромые движения, ни сколько. Несколько монстров успели выбраться и стремительно настигали будущую закуску – последнего носящего фамилию семьи Гаус.

Парень со всей силы влетел в двери, так что те с грохотом ударились об стены, обсыпав штукатурку. Впереди оказался пустой коридор длиной несколько сотен метров, в котором лишь одна дорога ответвлялась и вела ко второму этажу. Свет здесь был ужасно тусклым, однако из-под двери в самом конце коридора растекались струйки солнца.

Фил не сбивая темп бежал, чувствуя на затылке едкое дыхание и скрип подвижных пластиковых частей. Музыка становилась всё громче и злее, отчётливо звуча даже здесь. Эхо летело впереди Фила и успевало вернуться обратно, словно передавая эстафету – «ты сможешь, видишь я долетело туда-обратно, давай за мной!»

«Да, ещё немного… я успею… Я УСПЕЮ!» – со слезами в уголках глаз заверял сам себя Филипп.

Хрусть.

Что-то хрустнуло под подошвой ботинка, из-за чего нога подвернулась, пронзив мышцы острой болью. Парень не удержал равновесия и повалился вперёд на выставленные ладони. Он инстинктивно развернулся, закричал, изо всех сил работая руками и отползая назад, понимая, что сейчас на него накинутся сотни острых зубов. Но… он всё ещё жив.

От преследовавших свою цель манекенов его отделяла всего пара шагов. Быстрые черти. Однако они застыли на месте, как и застыла музыка, хотя… хотя они уже стояли, когда он упал и отодвигался от них с помощью рук. Неужели можно ползти и тогда музыка не будет играть?! Она играет только при каждом шаге? Фил решил рискнуть и проверить, так ли это. Он прикусил губу, вдавил ладонями в