Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский

однако, и русские становились жертвою жадности своего друга. Вот самый оригинальный случай.

Однажды Карабатыр уезжает со своей бандой из города и крепости Суджук, известив коменданта контр-адмирала Серебрякова [54], что хочет предпринять карательную экспедицию против адыгов. К вечеру он прибывает к занятой русскими крепости на реке Абин, где и располагается в засаде вблизи рощи. Когда утром русские, не ожидавшие ничего плохого, гнали скот на пастбище, он со своей бандой с диким криком напал на испуганных пастухов, подумавших, что это враждебные абазы, и в паническом страхе бежавших к крепости, и угнал целый табун более чем в 400 голов. В крепости было мало конницы, которая и не рисковала его преследовать; пехота же не имела надежды его догнать.

Что же делает он дальше? Через два дня появляется со всем стадом в Суджуке, выдает его за отобранную добычу у адыгов и продает великодушно за 1000 серебряных рублей гарнизону. Генерал поздравляет его и делает донесение с отъезжающим курьером о новом деле молодого, храброго, неутомимого на царской службе князя Занок. Этот рапорт имел следствием посылку бриллиантового кольца и высшую похвалу Его величества императора Николая. Императорский бриллиант был сейчас же продан за бесценок одному армянину, а золото с кольца употреблено на украшение сабельной рукоятки. Все указания коменданта на то, что это есть неуважение к царскому подарку, не оказали никакого впечатления на молодого татарина. Но что за шум поднялся, когда русским раскрылась та невинная шутка, благодаря которой Карабатыр получил все эти отличия. Хотя он, поддерживаемый своей бандой, клялся всем, что есть святого, что они отбили стадо у адыгов, которое те, по всей вероятности, украли, но русские уже имели верные сведения. Но что было делать? Комендант Суджука слишком поторопился со своим донесением, восстановление истины очень бы скомпрометировало его, поэтому он должен был удовольствоваться только строгим выговором черкесскому князю и прекратить это дело. Но было ясно, что этот уорк не будет последним.

Когда началась Восточная война, еще до франко-английского вмешательства Карабатыр получил тайно письмо от своего отца, в котором ему было сказано, что теперь, кажется, лучше держаться на стороне султана, чем на стороне царя, и чтобы вследствие этого он стремился уйти из рук русских. Как послушный сын, Карабатыр решил повиноваться указанию своего отца, однако хотел оставить русским память о себе, и в особенности захватить с собой хороший подарок на память.

Чтобы устранить всякое подозрение, он удвоил свое служебное рвение, разграбил и сжег много дворов адыгов и обручился для виду с одной татарской девушкой, живущей в Анапе. Он награбил много добычи за последнее время и хотел отпраздновать свою помолвку торжественно и возможно более на европейский лад; он пригласил всех офицеров гарнизона и всех почетных лиц города Суджука на праздник. Так как он, естественно, не имел собственной столовой посуды, то она была собрана во всем городе[55] у штатских и военных лиц; единственная существовавшая тогда в Суджуке гостиница доставила кушанья и напитки. Когда русское общество вечером после многих возлияний развеселилось и пришло в хорошее настроение и пило за здоровье черкесского принца, спутники Карабатыра оседлали в полной тишине лошадей, упаковали серебряную посуду и все ценные вещи, которые они могли захватить, и по данному знаку 40 молодцов вскочили на лошадей и с заряженными ружьями, окружив своего начальника, через городские ворота ускакали в горы. По дороге они не пренебрегли захватить форпост из восьми солдат, которые стояли на расстоянии пушечного выстрела от Суджука, и утащили их в горы для продажи. Подобные случаи вероломства очень многочисленны между черкесами, поступающими на службу к русским [56].

Очень трудно собрать в Абазии большое число воинов в одном пункте; причины этого читатель узнает из нижеследующих сведений о способе ведения войны адыгами.

Если в какой-либо местности, как, например, во всех пограничных областях страны, опасаются набега со стороны русских, то старшины восьми племен народности лежащих в этой местности юнэ-из собираются вместе и держат совет. Если опасения реальны, то все имущество, слабые старики, женщины и дети отсылаются в глубь страны к друзьям и родственникам; во дворах остаются только мужчины, способные сражаться. Организуются посты и патрули пешие и конные, дороги и тропинки уничтожаются и баррикадируются срубленными деревьями, окрестные местности уведомляются о грозящей опасности, и все, наблюдая за каждым движением врага, ожидают его продвижение вперед. Вдоль Кубанской линии и берега Черного моря, где всегда можно ожидать нападения русских со стороны суши и моря, сделалось обычаем, что по 10 человек из каждого юнэ-из по очереди образуют ежедневно и еженощно пограничную стражу.

Если враг нападает, когда его не ожидают, то стража дает протяжным и пронзительным криком и выстрелами из ружей знак о военной тревоге. Почти невероятно и возможно только при содействии предавших изменников, чтобы враг мог обмануть бдительность форпостов и незаметно напасть на ближайшие дворы. Военная тревога подхватывается всеми, кто ее слышит, и, так как адыги, вечно угрожаемые внешними и внутренними врагами, имеют чуткий сон, в одно мгновение вся местность оказывается на ногах. Никакая населенная солдатами казарма, внезапно встревоженная, не может скорее быть готова к защите или отступлению, чем абазский двор. Мужчины со всех ног бросаются пешком или на лошадях к дороге, по которой враг может проникнуть в их дворы, стремясь достигнуть ее как можно скорее. В такой момент, когда нужно защитить жену и ребенка, адыг, обыкновенно очень осторожный, не считается с числом врагов и даст себя убить, чем покинет свое семейство.

Между тем стража собралась и защищает каждое дерево, каждый куст, каждый ров и покинутые дворы с чрезвычайным упорством, боевой клич раздается беспрерывно и служит сигналом собираться и выбирать правильную дорогу. Русские солдаты, поседевшие на войне с горцами, рассказывали мне, что этот ужасный крик, повторяемый тысячным эхо в лесу и горах, вблизи и вдали, раздающийся со всех сторон, спереди и сзади, справа и слева, пронизывает до мозга костей и производит на войска впечатление более неприятное, чем свист пуль.

В то время как мужчины бросаются навстречу врагу, женщины укладывают свои небольшие пожитки на телегу, лошадей или себе на спину; дети гонят стада в лес, и все это происходит так скоро, что в четверть часа двор покидается и делается необитаемым и пустым. Только неспособный к войне старик или маленький мальчик поддерживает большой огонь в одной из хижин; он прислушивается жадно к сражению и боевому кличу, и если неприятель уже близко, то бросает приготовленные головни на