Бердолька Чарли и Гертруды Богранд - Д. Мицкис

Здесь стало заметно тише, только два ворона о чём-то кричали с ветки яблони.

Эдвард распечатал свой конверт:

ПРИВЕТСТВУЮ, НЕЗНАКОМЕЦ!

Ты вступил в нашу игру. Следуй за подсказками.

Всю дорогу не снимай маску подлеца! Ты выбываешь из игры, если тебя поймают гренадёры. Прочитав первую подсказку, уничтожь послание. И торопись! «Пылающие жуки» выступят в 4 утра.

ПЕРВАЯ ПОДСКАЗКА:

Там есть начало и конец,

Там путь к проклятиям открыт.

Несёт забвения глупец.

Он изгнан был. И не забыт.

Удачи!

– Тарабарщина какая-то, – сказал Эдвард, сжигая послания – своё и Гертруды (они были одинаковыми).

– Можно ведь со всеми пойти. Так будет быстрее.

– У нас с тобой одинаковые задания, потому что билеты на двоих. – Он достал из рюкзака «Свежую карту города». – И эти билеты – только первая часть задания. Вторую ещё нужно найти. Без неё мы не попадём на концерт.

– «Там есть начало и конец. Там путь к проклятиям открыт». Что это может значить? – Гертруда забралась на скамейку и прохаживалась взад-вперёд. На неё с дерева смотрела рыжая белка-летяга.

– Погоди, а как там дальше?

– Что-то про глупца. Он изгнан был и…

Гертруда остановилась, глядя на одну из яблонь. Яблоня смотрела на неё спелыми нетронутыми яблоками – будто подсказками. И ответ на вопрос сам собой прояснялся.

– Ты догадалась? – Эдвард обрадовался. Расправив чёрные крылья, он взлетел на скамейку к Гертруде. – Ну?

– Та яблоня. Самая первая. Мы до неё так и не дошли в Верхнем Саду. Название забыла. Вся история ведь началась там?

– Искушение и изгнание, – подхватил Эдвард. – Да. Яблоня была и началом, и концом. Полетели!

– Постой! Я никогда по-настоящему не летала!

– Полетели!

– Но…

– Я помогу. Доверься.

Это было самое чудесное, самое лучшее, самое необычное чувство в жизни Гертруды. Настоящее чувство! Свобода! Да! Она вспомнила это чувство!

Свет от фонарей превращался в маленькие яркие пятна, улицы – в длинные узкие ручейки, а Площадь Трёх – в огромный блестящий циферблат.

Город остался далеко внизу.

Рядом пролетели чайки, направляясь к широкой реке. Вода в ней казалась бледно-голубой даже ночью. Повсюду разводили мосты.

Эдвард и Гертруда (им пришлось держаться за руки) взмыли в звёздное небо. Эдвард помогал, направляя:

– Всё хорошо. Не нервничай. Не смотри вниз. Не смотри, кому говорю! Ты дёргаешь ногами, как Рупертина. Осторожно.

Гертруда поднималась всё выше. Она не могла понять, как лететь вперёд. Ветер играл её волосами. И хотя через маску подлеца сложно было смотреть по сторонам, Гертруда увидела город: будто гигантский осьминог с длинными яркими щупальцами, он раскинулся во все стороны. Один за другим зажигались разноцветные сигнальные линии маяков.

Впереди пролетел большой жёлтый дирижабль с рекламой газеты «Предвестник».

– Нам – туда! – крикнул Эдвард, показывая Гертруде.

И они полетели. Сначала – над Площадью Трёх (для разминки). Эдвард старался отвлекать Гертруду разговорами, чтобы она не чувствовала усталости (хотя и приходилось садиться на крыши, чтобы передохнуть), подбадривал её. И признавался, что для первого настоящего раза летает она очень хорошо. Они пролетели над Змеиной колонной, некогда служившей «нулевой отметкой» (от неё раньше отсчитывалось расстояние), кружили над крышами аккуратных домиков, над башнями старых дворцов, над рекой… Пролетели над несколькими островами, над парком развлечений (ночью он выглядел мрачно), над «Памятником пожилым» – старушка держала за руку молодую девушку. Эдвард сказал, что памятник символизирует «МногоЖЖЖение» – «ЖаЖду проЖить свою Жизнь дваЖды». Гертруда и представить не могла, какому дураку захочется вернуться обратно, когда здесь так здорово. За разговорами с Эдвардом она не замечала, как устаёт.

Месяц на звёздном небе не указывал им путь. Будто отстранившись от участия в игре. Через час, пролетев над Золотыми Воротами Верхнего Сада, они медленно снизились.

– Теперь, кажется, туда. – Эдвард пытался понять, где же находится Та-Самая-Яблоня. В Верхнем Саду не было ни одного фонаря – он освещался ночью только месяцем, так как вход сюда после захода солнца был воспрещён.

Гертруда пыталась совладать с собой. Крылья «гудели» от усталости, спина ужасно ныла.

– Я больше не смогу. – Гертруда снижалась явно быстрее, чем можно. Город вдалеке стал заметно темнеть, скрываемый за высокими деревьями. Эдвард направлял Гертруду, чтобы она не упала на статую золотого льва. – После того, как я оказалась здесь… Мне кажется, всё вокруг происходит слишком быстро. Я просто не успеваю.

Они спустились прямо на поляну рядом с высохшим Фонтаном Желаний. Тяжело дыша, Гертруда легла на траву. Если бы не встреча в трактире «Без названия» с тем, кто знает ответы на её вопросы, она ни за что бы не сдвинулась с места, пролежав здесь до самого утра.

Неподалёку дремал один из сотен памятников Пятигузу VII Благочестивому, а прямо на нём – белый ворон.

Эдвард копался в своём рюкзаке. Он достал бутылочку с какой-то жидкостью и передал её Гертруде:

– За твой первый полёт! Погоди! Только маску не снимай.

Жадно глотая жидкость, по вкусу напоминающую шоколад с лимоном, Гертруда не заметила, что и как произошло дальше. Вокруг них порхали десятки светлячков внутри мыльных пузырей.

– Это ты сделал? – Гертруда отдышалась. После напитка Эдварда ей стало легче.

– Они поселились у нас дома в прошлом году. С тех пор иногда беру понемногу с собой – на всякий случай. Этих выпущу, когда полетим дальше, – а то гренадёры в небе их смогут увидеть.

Светлячки парили в мыльных пузырях. Эдвард допил жидкость из бутылки и спрятал её в рюкзак.

– Ты готова идти? Кажется, мы почти у места.

– А можно остаться здесь? Я так устала. Полежу, отдохну. Сил нет. Я правда не была к такому готова.

– Не боишься? Вдруг тут змеи?

Гертруда нехотя поднялась и последовала за Эдвардом. Идти было сложно, но не далеко. Как и сказал Эдвард, яблоня была совсем рядом. Она сразу поняла, что это она. Гигантское дерево со спелыми яблоками.

В траве пели сверчки.

– Нашли! Теперь нужно что-то сделать? – Гертруда рассматривала табличку «Осторожно, Сэм!».

– Кажется, я вижу подсказку. – Эдвард указал на одно из яблок, которое светилось высоко-высоко тусклым алым светом. – Сейчас!