Богиня в бегах - Женя Галкина

– Я понимаю, тебе не хотелось меня отпускать. Но, Поля, ты перешла все границы. Могла бы поступить как настоящая женщина: поговорить со мной, без криков и истерик. Я бы тебе, может, сам бы все рассказал. А ты полезла в мои личные вещи, вынюхивала, выслеживала.

Полина попыталась было возмутиться: как так? Разве она тайком вышла замуж за другого? Разве она подбирала себе женихов и раскладывала по папкам? Почему она – виновата?

Но она только тихонько всхлипнула, вовремя удержав этот порыв.

Рука Глеба гладила ее по голове. Его голос звучал над ней, приглушенно-раскатистый.

– Сначала мне звонит Марго и сообщает, что ты куда-то сорвалась. Это уже плохо, Поля. Ты обманывала меня с самого начала, провожая меня на крыльце, врала в глаза. Потом ты скачешь по городу, никому ничего не говоря. И я бы простил тебя, если ты действительно ринулась в мое отсутствие за тряпками: это можно понять. Но вскоре мне звонит одна знакомая, которую я очень удачно спас от увольнения, и сообщает, что моя жена прибегала к ней вся в мыле и требовала признаться, что она, знакомая, – моя любовница. Волосы грозилась повырывать, да, милая?

Полина несколько раз молча кивнула и снова затаилась у него на груди. Он знает не все! Он знает не все! Ему позвонила Ангелина, которой очень не понравилось Полинино посещение, и, наверное, она просила Глеба, чтобы он усмирил свою женушку. Неужели Полина выглядела такой грозной?

– И что дальше? – спросил Глеб. – Дальше ты пошла вразнос? Подцепила мужика? Где, Поля? В ресторане подмигивала или сразу на трассу пошла?

У Полины так закаменели скулы, что она услышала, как скрипнули зубы. Она приподнялась и попыталась сесть ровно.

– Ты выглядишь ужасно, – с отвращением сказал Глеб, – рыжий цвет тебя старит. Помылась бы хоть… и складки на брюхе… – он больно ущипнул пальцами живот полусогнутой Полины. – Отожралась.

О нет, о нет, беззвучно завопила Полина сама себе. Не поддавайся! Не теряй головы! Ты выглядишь ужасно, потому что его подружка расколотила тебе голову мраморным ангелом, а складка на животе есть у каждого, кто решит согнуться пополам, у Глеба их аж три, и все валиками! Нет-нет, не поддавайся ему! И рыжий тебе идет – влюбился же с первого взгляда Соболь!

– Прости меня, – захныкала она, делая вид, что снова валится без сил, – я ужасная… я толстая, да… я распустилась… это я виновата, что ты не хочешь со мной быть… я знаю, прости меня, пожалуйста…

– Я бы мог простить тебе беготню по городу, но не любовника. Я со шлюхой жить не хочу и не буду.

Терпи, Полина, терпи, тебя ведь чуть не убили! Но что-то перевесило.

Это было наотмашь, обидно и несправедливо.

– Да ты вообще женился на какой-то девке! – заорала она, стараясь пнуть Глеба ногой. – А меня пришел шлюхой обзывать!

Глеб растерялся на мгновение, только на одно мгновение, и снова взял себя в руки:

– Ты за мной следила, тварь!

Он больше не обнимал Полину и не делал вид, что все еще любит ее, как мудрый пастырь глупое толстое дитя порока. Сбитый с толку, снятый с роли увещевателя заблудшей овцы, он стал ужасен: вскочил и показался Полине вдвое выше и сильнее, огромным, как медведь.

Медведь. Не его ли изумруды качались в ушах Марго? Подарок за соучастие в свадьбе?

– Я влезла в твой ноут! Я нашла всех! И Аглаю, и Ангелину, и Аню! И Свету я тоже нашла! Что мне нужно было делать? Сидеть и дальше размышлять, почему мой муж закупает свадебные платья? Я хотела все узнать, потому что я – твоя жена!

– Ах ты мразь! – изумился Глеб. – Ты лазила по моим личным вещам! Так ты на Гелку вышла! А я-то думал, карточку фитнес-клуба нашла и поперлась! Как у тебя мозгов хватило шариться по компьютерам? Скороварка паршивая!

– Хватило, потому что я не дура и не скороварка! Я… я Диана Стрелецкая, я фотограф, я училась в Москве на журналиста!

В комнату сунулась Марго с пластырем и шприцом в руках и с лицом, полным ужаса.

– Полина! – закричала она в отчаянии. – Ты!.. ты чего несешь? Ты же с ума опять сошла! У тебя раздвоение личности! Немедленно прекрати!

– Я Диана! Диана! – упорствовала Полина, карабкаясь подальше от Глеба, отталкиваясь одними ногами. – Я видела мужчин в отеле, они меня узнали! Они приехали на съезд фотожурналистов и спрашивали, буду ли я вести семинары!

– Дошлялась по мужикам, – устало сказал Глеб, кивая на Полину. – Крыша поехала. Поля, ты слышишь? Мы тебе говорили: нельзя выходить из дома, у тебя слабая нервная система. Любое потрясение способно тебя сбить с толку. Тебе опять лечиться надо.

Марго торопливо закивала.

– Мы тебя отвезем к Карлу Валерьяновичу, – принял решение Глеб и поднялся с дивана. – Нельзя оставлять тебя в таком состоянии.

Он выглядел ошарашенным.

– Да, Полька, поехали, – подтвердила Марго, подбираясь к Полине с пластырем. – Все будет хорошо.

– Да что вы несете?! – закричала Полина, отбрыкиваясь от нее. – Я все знаю! Вы вместе заставили меня думать, что я Полина, а я не Полина! А ты, сволочь, вообще женился на ком-то, а мне ничего не сказал!

И она зарыдала так сильно, что в голове снова пошли лопаться красные пузыри боли, а на глаз надвинулась розоватая пелена. Словно тупой пилой рвало запястья, в груди ломило, воздуха не хватало.

– У тебя истерика, девочка моя, – озабоченно сказал Глеб и взялся держать ее, пока Марго трясущимися руками наклеивала пластырь Полине на лоб. – Ты все придумала, поверь. Почему не послушалась меня? Почему себя до такого довела? Какая же ты Диана-фотограф, на ком я женился? Что ты, что ты, это все бред у тебя. Ты переутомилась.

– Да ты сам меня только что обзывал! За то, что я все узнала! – Полина стонала, рыдания прерывали ее слова, превращая их в кашу.

– Я ругался за то, что ты из дома сбежала, дурочка. Сейчас тебе Марго сделает укол, успокоительное, поспишь, и поедем к доктору.

– Нет! – закричала Полина. – Не-е-ет!!!

Она билась с Марго и Глебом, несмотря на связанные руки, извивалась как могла, и умудрилась все-таки изловчиться и вцепиться зубами в предплечье Глеба. Она услышала хруст, а потом тяжелый удар наотмашь погрузил ее в полную беспросветную черноту.

Странная эта была чернота: словно смерть, равнодушная ко всему. Полина носилась в ней, словно ветер, и была она частью нее, плоть от плоти ее.

Играла музыка. Маленькие нежные колокольчики наигрывали что-то знакомое с детства. Что-то, что неслось из-под материнских пальцев, глубоко нажимающих клавиши пианино, которые казались маленькой Полине кусочками белой пастилы. Однажды она даже тайком лизнула их, пока мама не видит, – клавиши оказались твердыми и совсем не сладкими.

Мама наклонялась над пианино, прислушиваясь к таянию последнего аккорда, а потом – поворачивалась к Полине.