Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин

Наконец он закончил, вся группа выбралась из реки и ринулась к столам с едой. Словно по какому-то сигналу, неслышному, но понятному большинству присутствующих, женщины заняли места возле столов и начали разливать сок и чай, передавать тарелки и накладывать на них жареных цыплят, свежие булочки и салат. По всему было видно, что им это не впервой – каждая отлично знала, что и как нужно делать.

В течение каких-нибудь пяти минут каждый из двухсот человек получил еду, стакан с чаем или соком и место, где можно было присесть. Не успел я им позавидовать, как за моей спиной хрустнула под чьей-то ногой сухая ветка.

– Я принесла вам перекусить, профессор…

Я сидел на земле, прислонившись к стволу дуба, и разглядывал сухие стебельки одного из самых любимых растений Мэгги – папоротника-многоножки. В наших краях его называют бессмертной травой, потому что это растение-паразит, растущее в трещинах древесной коры, бо́льшую часть года выглядит окончательно и бесповоротно засохшим, но стоит только пролиться дождю, как его бурые, ломкие от сухости листочки наливаются яркой и сочной зеленью. Услышав голос Аманды, я оторвался от созерцания папоротника и обернулся.

– Привет, Аманда. – Я посмотрел на Блу, который вылизывал девушке щиколотки. «Спасибо, Блу», – подумал я.

– Мне показалось, что вам не помешает немного подкрепиться.

– Спасибо, но я вовсе не голоден.

– Не позволяйте ему ввести вас в заблуждение, мисс Аманда! – донесся от ближайшего стола голос Эймоса. – Дайте ему тарелку, и он слопает все в один присест, а потом попросит добавки. Не беспокойтесь, у него живот давно присох к спине, так что теперь он не отличает боли в желудке от боли в пояснице! – С этими словами Эймос помахал мне надгрызенной цыплячьей ножкой и улыбнулся блестящими от жира губами. «Я ем цыпленка, и мне это чертовски нравится!» – вот что означала его улыбка.

Аманда тоже улыбнулась и протянула мне большую тарелку, на которой лежала целая гора еды – всего понемножку, но зато с каждого блюда, – а также стоял большой пластиковый стакан, до краев наполненный чаем.

– У нас здесь только один сорт чая, – добавила Аманда извиняющимся тоном. – Надеюсь, вы пьете с сахаром?..

Тарелка с едой весила, наверное, фунтов пять; я с трудом удерживал ее двумя руками. Стакан с чаем пришлось поставить на мох. Блу бросил вылизывать лодыжки девушки и, подобравшись поближе ко мне, задрал морду, обнюхивая дно тарелки.

– Я видела, как вы подъехали, – сказала Аманда. – Я так и думала, что вам захочется прийти.

– Вот как?.. – Я понятия не имел, что тут можно сказать. Моим первым побуждением было бросить тарелку и удрать, но я замешкался, а потом стало уже поздно. Аманда подвела меня к столу, за которым сидел ее отец, и я, поставив тарелку на краешек, начал отщипывать крохотные кусочки цыпленка, изо всех сил стараясь не торопиться. На самом деле я мог бы проглотить цыплячью ножку вместе с костями и не подавиться.

Пастор Джон, как видно, не любил терять время даром.

– Рад вас видеть, сын мой, – сказал он, протягивая мне руку. – Я знаю, мистер Стайлз, что вы – преподаватель моей дочери, но… Скажите, мы раньше не встречались?

– Да, мы встречались. – Я кивнул. – Кажется, я так вас и не поблагодарил, но на похоронах моего деда вы прекрасно справились со своей работой, так что спасибо.

– Ах да, конечно!.. Папа Стайлз! Как я сразу не сообразил?! Ваш дед был прекрасным человеком, одним из лучших, кого я знал. Он предпочитал работать не языком, а руками – прекрасное и редкое качество! Рядом с такими людьми и сам стараешься поменьше болтать и побольше делать… – Прищурившись, пастор Джон посмотрел на торчащий из-за верхушек молодых дубов шпиль, потом перевел взгляд на меня, ожидая моей реакции.

– Что ж, дед и на меня оказал большое влияние, – ответил я, отправляя в рот еще кусочек цыплячьего мяса. – Хотя моя работа как раз и состоит в том, чтобы болтать.

– Кстати, насчет вашей работы… – Тон, которым это было сказано, застиг меня врасплох. – Мне показалось, что в последнее время Аманда тратит слишком много времени на ваши домашние задания.

Он улыбался, но за его улыбкой скрывалось что-то еще. Что – я не знал, но это не имело значения: я все равно не собирался обсуждать с ним успехи Аманды. Во всяком случае, не сейчас. Вступить в дискуссию с отцом студентки, да еще в присутствии посторонних, было бы с моей стороны серьезной ошибкой.

– Вот и хорошо, – сказал я, жуя.

Пастор Джон слегка приподнял брови.

– Что именно – «хорошо»? Хорошо заставлять мою дочь заниматься бесполезной работой? – Он сложил ладони перед собой и слегка потер их одну о другую. – Или хорошо указывать ей, что́ она должна думать и как?..

Взгляд пастора был слишком пронзительным, и я в очередной раз пожалел, что не обратился в бегство, пока у меня еще была такая возможность. А теперь я влип. Я увяз по уши и сам это понимал. Отчего-то жареный цыпленок, приготовленный миссис Бакстер, перестал казаться мне изысканно вкусным.

– Нет, сэр. У меня не было намерения указывать вашей дочери, что́ она должна думать.

Пастор Джон внимательно рассматривал мое лицо то сквозь бифокальные, то сквозь нормальные линзы своих двухфокусных очков, а то и вовсе глядел на меня поверх них. Наконец он слегка наклонился вперед и негромко проговорил:

– В таком случае, сын мой, каково же было твое намерение?

Возможно, я слишком проголодался, возможно, слишком устал. А может, мне просто было все равно. В любом случае мой ответ был своего рода серебряной пулей, которую я выпустил в надежде добиться максимального результата. Отставив в сторону тарелку, я вытер губы салфеткой и сказал:

– Я хочу всего лишь научить вашу дочь мыслить. Я хочу научить ее проверять каждую свою мысль, анализируя путь, который привел ее к тем или иным умозаключениям. А еще я хочу дать ей подходящие инструменты для анализа и размышлений. Если я сумею это сделать, ее письменная речь очень скоро приобретет собственную неповторимую форму и стиль. – Я глотнул чая, съел еще кусок цыпленка и твердо закончил: – Таково было и есть мое намерение, сэр.

И я снова взял в руки тарелку с остатками цыпленка. Наверное, мне было необходимо напомнить кое о чем и самому себе, поскольку, прежде чем пастор Джон успел открыть рот для ответа, я ткнул в его сторону цыплячьей ножкой.

– И еще одна вещь, сэр… – Я сделал крохотную паузу. – Я никогда не задаю большие домашние задания только для того, чтобы меня считали требовательным преподавателем. Я вообще не гонюсь за объемами, ненавижу ставить оценки за работы и не наклеиваю маленькие серебряные звездочки на зачетные проверочные работы, которые дают право перейти на следующий курс. Куда больше меня интересует сам процесс обучения, нежели его результаты. Мне хочется видеть, как ваша Аманда будет совершенствовать свои способности. Ну а если быть откровенным до конца, то меня не интересует даже, с чего она начнет и к чему в конце концов придет. Это, извините, уж ваша забота, а не моя!