Весь апрель никому не верь - Ариадна Борисова

Стук коридорной двери перебил криминальные фантазии, очередь повернулась в профиль. Вошедшая женщина ступала уверенно, как актриса перед зрительным залом. Воздух, прокачанный через множество легких, ощутимо завибрировал от проснувшегося интереса, к чему она, очевидно, привыкла и удивилась бы, будь иначе. Женщина была крупная, нездешняя, из эпохи Лили Брик, в надвинутой на брови шляпке из норки и коротком пальто. Узкая юбка макси волновалась, как водоросль в воде перед бурей. Матвей сразу завелся от этих скрыто пылких движений; он любил немое кино.

– Наконец-то вы пришли! – заговорщицки воскликнул он и под глухой ропот очереди сообщил стоявшему позади пенсионеру: – Я занимал на двоих.

– Спасибо, – поблагодарила она.

Чуть позже вышли покурить. Поднося зажигалку к ее тонкой сигарете, Матвей глаз не мог отвести от сургучно-красных губ. Ни к чему не обязывающий разговор прерывался током: между собеседниками искрило. Спустя час они отправились в кафе.

Алиса потягивала через трубочку грейпфрутовый сок без сахара и с аппетитом ела морковный салат. Матвей жевал пережаренный шницель, вслушиваясь в ее приглушенный голос, как в рокот прибоя: Алиса делилась личной теорией о вреде мясных продуктов. Употребленные в пищу животные, сказала она, мстят плотоядному человечеству холестериновыми бляшками, вызывающими инсульт. На каждом продукте следовало бы ставить предупреждение Минздрава о вреде здоровью.

– Оно есть на сигаретах…

– Курить менее вредно, чем есть мясо, – тон ее был подчеркнуто категоричен.

В самой Алисе, несмотря на давнюю преданность вегетарианству, чувствовалась живая плотская сила, в местах для поглаживания круглилось достаточно филе, чтобы не выглядеть худосочной. В меру пышные ягодицы, размером со среднюю чарджуйскую дыню, исключали всякое подозрение на дистрофию. Матвей представил два эти полушария в стрингах… О! Аж два О. Не химический элемент, а две буквы, соединенные фигурально: ОО. Независимо от выражения лица Алисы, ее задница спокойно могла бы укладывать направо-налево ряды мужских очередей и, пока они очухиваются, беспрепятственно проникать в самые законспирированные кабинеты.

Блестящие черные волосы Алиса носила гладко зачесанными вверх. Яркие темно-серые глаза не нуждались в подводке, интенсивно были накрашены только губы. От Алисы пахло негромкими дорогими духами и отдаленно – то ли грибным, то ли соевым соусом. Вполне приятно. Она была женщиной не Матвеева типа, но именно это его почему-то взбудоражило и привлекло – так охотника, караулящего в скрадке уток, привлекает выбежавшая из лесу лиса.

…Лиса Алиса. Как выяснилось позднее, Матвей тоже не отвечал ни вкусам ее, ни запросам. Ей нравились бизнесмены. Один богатый любовник, обремененный семьей, уехал, оставив Алисе однокомнатную квартиру; второй, горячий кавказец с синдромом Отелло, едва не придушил в приступе ревности и компенсировал моральные издержки денежной помощью на квартирный обмен с расширением (потому и понадобилась справка с БТИ). Амбиции, таким образом, были удовлетворены, но после неистового сына гор Алиса переживала период разочарования в акулах капитализма, поэтому Матвей подвернулся как нельзя кстати. Выбор нуворишей он оценил: раскрепощенная от природы, женщина превзошла его ожидания.

Она заведовала литературной частью драмтеатра. В первый же вечер Матвей столько услышал о сотрясающих богему кознях, что пресытился рассказами из артистической жизни на годы вперед… Ни о каких годах, разумеется, не могло быть и речи. Он примерно прикинул продолжительность стремительных отношений: максимум месяца три, не больше, но уже через месяц стал время от времени ощущать резко вспыхивающую неприязнь к Алисе.

Несмотря на аристократическую внешность времен «Великого Гэтсби» и близость к литературе, буквально обозначенную в должности, Алиса предпочитала разговаривать на языке «понятий». Большинство мужчин, по ее мнению, были лохами, деребасами и чмо, причем Матвей подходил к любому из этих определений, поскольку не блистал той обаятельной наглостью, которую принято называть «харизмой». Его раздражали апломб Алисы, ее полный каких-то мышьих интриг театр, убранство ее квартиры, особенно кухня – уголок экзотического базара, куда смерч-путешественник с воображением галки собрал и свалил в кучу содержимое сувенирных лотков. Если бы по стечению неведомых обстоятельств Матвей с Алисой надолго попали в замкнутое пространство, они бы не стали выяснять причин обоюдной амбивалентности лишь потому, что кому-то из них пришлось бы терпеть присутствие покойника. Тем не менее не связанные как будто никакими общими интересами, кроме увлечения эклектикой секса, они не могли разлучаться дольше чем на три дня. Матвей привык бывать у Алисы два раза в неделю, иногда оставался на ночь. В эти дни Алиса отключала телефон. Никто их не тревожил, они и сами производили мало звуков, да и те в основном первобытного свойства.

Лежа рядом с ней ночью, Матвей вслушивался в ее тихое сопение и удивлялся своей привязанности к этой далекой от него, в сущности, женщине. Ему вдруг начинало чудиться, что в плечо дышит другая. Он боялся открыть глаза и звал сон, пальцы касались ее волнистых волос. Жидкий огонь разливался внутри, как бывает, когда, озябший выпьешь водки в холод. Матвей целовал теплую тень с нежностью, никогда не испытываемую к Алисе. Пока она спала, наваждение не уходило, и он вдыхал запах соевого соуса, похожий на аромат травяного шампуня.

Да.

Алиса обильно поливала этим соусом свои травяные салаты. Матвей говорил, что она ест коровий корм; она обзывала его «коровьим трупоедом». В жизни они не совпадали ни в чем, их мысли витали отдельно, как мотыльки разных видов, но однажды случайно схлестнулись: Алиса изъявила желание побывать у Матвея дома, а Снегири потребовали предъявить им «невесту». Матвей, смеясь, сказал ей об этом, не зная, что расчетливый нрав Алисы безмятежно сосуществует с миром Ассоль.

– Я ждала принца чуть ли не с четырех лет до четырнадцати, – задумчиво сказала Алиса. – «Алые паруса» меня потрясли: помилуйте, кто она такая, эта кошмарная дурочка, дочь полоумного лоха?! Корабль сбился с курса, Грэй плыл ко мне!

Неосторожное слово «невеста» произвело на нее неожиданное впечатление и подвигло к кардинальным переменам. Алиса стала необыкновенно мила. Матвей кое-как пережил задушевный вечер со свечами и музыкально-танцевальной программой. К концу ужина Алиса сообразила, что романтические мероприятия у некоторых мужчин не в чести. Тогда с холодильника вместе с магнитиком-поросенком исчезла таблица калорий, и Матвей застал Алису в цветастом фартуке за лепкой пельменей. К каждому его визиту на столе появлялись все новые мясные блюда, хотя сама стряпуха оставалась верна огородно-пастбищной еде. Желудок Матвея, умасленный антрекотами и эскалопами, сильно поколебал решение расстаться на днях с матримониально озабоченной женщиной, активно конструирующей совместное будущее. Обласканный и сытый, он даже поправился. Между ними по-прежнему не было другого тепла, кроме вызванного механикой движений, но теперь Матвей сомневался в существовании идеального брака. В старину люди женились без всякой любви, – и ничего, жили, растили детей…