Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ

вещица. У меня таких много собрано. А эти – ничего особенного.

Он покривил душой: воровской инструмент был отменного качества. Наверняка захотел заполучить себе в криминальную коллекцию.

Ванзаров толкнул черную дверь. Она послушно открылась во двор. Дворник как раз сгребал снег. Вместе со следами, которые могли еще остаться. Теперь исчезли навсегда. Только на пороге виднелось смазанное пятно грязи. Ванзаров попросил взглянуть. Оставив тело, Лебедев сообщил: похоже на след сапога. Такой же, как в Апраксином рынке, – сказать затруднительно: след сильно стерт.

– Ясно, как Морозов попал сюда. А вот кто пришел с ним? – спросил он. И получил строго предупреждающий взгляд. – Ну, это меня не касается. Мое дело копаться в мертвых…

Закрывшись от любопытного взгляда, Ванзаров развернул записку: «Его не будет. Приходи. Твоя П.». Подчерк женский, даты нет. Бумага не надушена. Какая предусмотрительность.

Между тем, закончив осмотр, Аполлон Григорьевич заскучал. Как ребенок, который не может остаться без развлечения, то есть дела.

– Когда наступила смерть? – спросил Ванзаров так тихо, чтобы Стефансон не мог разобрать. Хозяин паноптикума послушно переминался с ноги на ногу, где ему указали.

– Более двенадцати часов назад… Фокус со свечкой здесь у вас не выйдет.

– Не имел намерения, – согласился Ванзаров. – Свеча погасла, когда дверь захлопнулась за тем, кто ушел. Иначе мог сгореть и паноптикум, и дом. Причина смерти?

– Асфиксия, ваше благородие, – ответил Лебедев, не любивший, когда его допрашивали. – На затылке гематома, как от удара тяжелым предметом.

– Оглушили?

– Похоже на то. Точнее скажу, когда осмотрю в нормальных условиях.

– Шнурок снова оторван от шторы?

– Вам виднее, друг мой, у кого в доме столько штор, – Аполлон Григорьевич подмигнул. – Убитый – однофамилец купца Морозова?

– Вероятно, его сын.

– Готов согласиться. Фамильные четы очевидны: форма носа, лоб, скулы, бородка. Ну и главное: оба мертвы, – Лебедев остался доволен шуткой.

Ванзарову было не до того.

– Сын лишен наследства.

– Понимаю папашу. Набор отмычек и колода карт до добра не доводят. Странно, но по нашей картотеке молодой человек еще не проходил.

– Возможно, это ему уже не грозило.

– Странно такое от вас слушать, друг мой… Если не попался до сих пор, шалить ему оставалось недолго. Да вот, хотя бы Стефансон подал бы жалобу…

– Перед походом в четвертое измерение купец Морозов поменял завещание. Все оставалось сыну.

– Откуда узнали?

– Пристав Хомейко сообщил. Получил вчера запоздавшее письмо от Морозова. В нем назван нотариус, у которого хранится новое завещание.

По обыкновению Лебедев выпустил крепкое выражение, от которого у господина Стефансона округлились глаза.

– Вот же как… А бедная вдовушка не знает, что она стала бедной?

На этот счет логика предлагала несколько вариантов ответа. И психологика от себя добавила. В общем, Ванзаров выбрал промолчать.

Издалека тренькнул дверной колокольчик. Господин Стефансон был остановлен от попытки отправиться к дверям, чтобы прогнать посетителя и запереть замок. Ванзаров задернул занавес, оставив для себя небольшой проем.

В паноптикум вошла барышня, огляделась и спросила:

– Эй, кто тут?

Ванзаров вскинул кулак, чтоб Лебедев с хозяином пикнуть не смели. Полная тишина. Как будто никого нет за бархатом. Убеждение подействовало.

Барышня сделала несколько неуверенных шагов.

– Есть кто-нибудь?

35

Парадная лестница была пуста. По виду горничная из богатой семьи бесшумно пробежала по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, на третий этаж, неслышно вставила ключ в замочную скважину, огляделась, открыла замок и проскользнула в щель. На все ей потребовались считаные секунды. В прихожей скинула овчинный полушубок, обернулась, чтобы пройти в комнаты.

Ее застали врасплох. От неожиданности растерялась, замешкалась и отшатнулась к вешалке, прижалась к одежде. Еще немного, и конец. Оружие в кармане полушубка, достать не успеет. Силуэт, что напугал, чернел в дверном проеме не шевелясь. Будто призрак.

– Филя, ты? – приглядевшись, спросила она, пытаясь сунуть руку за браунингом. – Фу, напугал, проклятый.

– Что-то пугливой стала ты, Ляля, с чего бы…

Девушка умела хорошо играть: вздыхая и держась за сердце, молодое и здоровое, улыбалась и говорила, что любой испугается, когда вот так в тишине наткнешься. Старательно лепетала веселый вздор, обращая испуг в шутку. Сама же лихорадочно соображала: что означает его появление здесь. Этого не должно быть. Не для того квартира предназначена. Или что-то задумал, или учуял, что ему знать не полагается.

Разыгрывая веселье, Ляля, как ее назвали, игриво протиснулась мимо мужчины, ткнув ему в живот пальчиком. И вошла в гостиную.

– Это что? – выдохнула она, растерявшись. – Ты что наделал? Зачем его притащил? Было же приказано…

Филя отошел так, чтобы нож успел сделать свое дело, если потребуется.

– Руку повредил малость, нужно было подлечить. Корпий мази выписал, помогло…

– С ума сошел? Зачем? Тебя любой доктор примет. Что теперь делать?

– Что и задумано, – ответил Филя, присев на спинку кресла. – Не кипятись, Ляля, можно считать, спас его.

Девушка покусывала губку. Она пыталась сообразить, что ей делать. И еще: подозревает Филя или проверяет по обыкновению.

– Спас? От кого… Кто его тронет у Обуха, – сказала она, глядя на человека, что лежал на диване, свернувшись клубочком под овчинным тулупом. Глаза его, не мигая, смотрели в рисунок ковра.

– Утром его полиция загребла.

– Не может быть! – выдохнула Ляля и поняла, что раскрылась. – Не могло этого быть!

– И я так думал. Обух не станет врать: облаву устроили накануне праздника. Ванзаров постарался…

– Как же ты его вытащил?

– Пришел в участок, попросил отдать, мне выдали, – Филя усмехнулся, а девушку пробрал холодок: чего доброго, в участке лежат зарезанные чиновники. С него станется. Это катастрофа. Всю полицию на уши поставят… Что теперь делать?..

– Не бойся, Ляля, никого пальцем не тронул, – будто угадав, продолжил он. – Старое удостоверение выручило. Дежурный попался глупый мальчишка. Пожалел его…

– И на том спасибо, – ответила она, чуя, что испытания не закончились. – Ладно, пусть здесь побудет, он тихий.

– А вот тебя, Ляля, жалеть не стану. Ты хоть девка сноровистая, но за все надо ответ держать.

Пугаться было поздно. Ляля прикинула: успеет до вешалки? Нет, он быстрее. Надо умом спасаться. Она подбоченилась, уткнув руки в боки.

– И в чем же я провинилась, Филя, дорогой? – игриво спросила она.

– Разве сама не знаешь?

– Ни одной мысли.

– Так я тебе помогу, – в руке блеснуло лезвие. Появилось, как у фокусника. А уж как умеет в дело пускать, лучше не знать. – Корпия вчера забирала?

От сердца отлегло: эдакий пустяк, отвертится. Про главное не узнал.

– Ну, забирала, – с вызовом ответила Ляля. – И что?

– Куда возила?

– Сам знаешь…

Филя медлил, оценивал: не юлит, отвечает дерзко, не скрытничает, не темнит.

– Ты скажи, – приказал он и получил немедленный ответ. Ответ был правильный, его устраивал. – И зачем Корпий понадобился?

– А зачем крыс в лаборатории держат?

Ответ пришелся по душе. Лихая девка, жаль, придется от нее избавиться. Иначе нельзя, концы надо обрубать. И закапывать. А лучше отправлять в прорубь.

– Как результат опыта? – спросил он, нарочно медленно пряча финку под пиджак.

– Полный успех. Работает как часы. Не поверила, если б сама не испытала…

– Вот и чудно, вот и славно, – сказал Филя и позволил себе позу беззаботности: скрестил ноги в коленях. Показывая, что нападать не намерен.

Знаки тела Ляля понимать умела. Сама в ответ улыбнулась, поправив черные волосы, на которых держалась скромная шапочка-пирожок, подобающая горничной. Испытания закончились. А может, и нет. Может, еще припасены. С таким зверем ухо востро держать надо. Не верить, не бояться, не просить.

– Одна беда у нас, Ляля, – сказал он ласково, будто подслушав мысли.

– Что за беда? – легкомысленно спросила она, оцепенев в ожидании.

– Беда эта – Ванзаров.

– Ванзаров, – повторила она, теперь окончательно убедившись: главного не знает. – Не беда, а так, бединка… Суется куда не следует.

– Не понимаешь ты, Ляля. У него нюх как у легавой. Если близко подберется, вцепится и не отпустит. Я Корпия вытащил, теперь он взъярится. Житья не даст. Надо с ним кончать.

– И как же?

– Помашешь перед ним хвостом, как умеешь, подведешь ко мне в тихом месте, а я уж свое дело знаю. Долго мучиться не будет…

Соглашаться было нельзя, и объяснить, почему нельзя – она не могла. Надо соображать быстро, так быстро, как пуля летит. И Ляля сообразила. Родилась такая ловкая задумка, что просто чудо как хороша. Сразу двух зайцев можно прихлопнуть. Одного сразу, другого – потом. Важно, чтобы этот заяц, у которого финка под пиджаком, не догадался, чем дело кончится.

– Вот что, Филя, порешить Ванзарова нельзя, сейчас лишний шум не нужен. Надо убрать его с дороги.

– Как?

– Есть у меня старинный знакомый, который страсть как хочет повидаться…

– Кто такой?

– Ты его знаешь.

Филя слушал внимательно. История была красивая, ладно скроенная, не придерешься. Он кивал и думал,