Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал - Олег Владимирович Русаковский

1663 год

3 января в Смоленск прибыл из Москвы писарь Петр Долгов, направлявшийся к Его Величеству королю Польскому с письмом Его Царского Величества относительно обмена пленных.

В тот же день прислали приказ от Его Царского Величества из Москвы, чтобы русские комиссары отправили гонца со своим письмом к польским комиссарам с упреком, что они не сдержали свое слово, которое огласили через посланника Иеронима Комара. Ведь литовские войска незадолго перед тем захватили замок Усвят, уничтожив все в этой области, и вторглись дальше в страну вопреки объявленному обеими сторонами перемирию. За это преступление следовало казнить смертью полковников Чарнавского и Дятловича. Если же они продолжат свой поход, то люди Его Царского Величества этого не допустят, ответив насилием на насилие.

10 января из Смоленска выехал подьячий Петр Долгов, а с ним восемь человек польских пленных, которых выбрали челобитчиками ото всех польских пленных из русского государства к Его Королевскому Величеству и Польской республике и велели передать Его Королевскому Величеству вместе с письмом Его Царского Величества. Равным образом в соответствии с приказом, полученным от Его Царского Величества, отправился от русских к польским комиссарам и гонец Яков Лазарев с письмом.

10 февраля комиссары получили письмо Его Царского Величества с приказом немедленно отправить отдельно половину польских пленных, находящихся под стражей в Смоленске, на границу и отпустить их на волю без какого-либо выкупа и обмена, однако же самых незначительных людей. Также следовало написать к польским комиссарам, чтобы они оценили доброту Его Царского Величества, отпустившего разом стольких пленных без какого-либо обмена, и равным образом обошлись с русскими людьми, бывшими в плену в Польше.

14 февраля гонец Степан Дичков, отправленный перед поездкой польского посланника Комара из Смоленска к польским комиссарам ради утверждения всеобщего перемирия, прибыл в Смоленск из Вильны с письмом от литовских комиссаров. Те извещали русских об отправке к Его Королевскому Величеству и республике посыльного с просьбой о предложениях, сделанных через этого гонца. Вынужденные долгое время ожидать касающегося их решения, они немного задержали этого гонца, чтобы отослать его с чем-то определенным. До сего дня, однако, они не получили никакого приказа относительно этого дела, поскольку Его Королевское Величество, вероятно, был вынужден вступить в переговоры о соглашении с сословиями по вопросу о том, следует ли дать ход этому делу или же отказаться. Посему, не надеясь на приказ в коротком времени, они не удерживали долее гонца и решились отпустить его с этим известием. Если они в дальнейшем получат приказ и волеизъявление Его Королевского Величества об этом предложении, то дадут знать об этом без промедления. Этого гонца тотчас послали к Его Царскому Величеству в Москву с письмом, предварительно переведя его, и со всеми относящимися к нему известиями.

15 февраля генерал-лейтенант Дроммонд со смоленскими дворянами, полком конницы и пехоты, вновь выступил из Смоленска к Быхову, чтобы снабдить его продовольствием и вооружением.

21 февраля из Смоленска к польской границе выехал сотник Роман Кробовский с письмом к польским комиссарам и двумястами польскими пленными, отпущенными на свободу согласно приказу Его Царского Величества.

24 февраля в Смоленск из Львова возвратился с письмом Его Королевского Величества гонец Иван Брянцев, отправленный к Его Величеству королю Польскому с письмом Его Царского Величества, извещавшим об отправлении великого посла Нащокина. Он сообщил, что думный дворянин Нащокин задерживается в Люблине, где принужден медлить, пока Его Королевское Величество не вернется из Львова в Варшаву к началу сейма. В тот же день в Смоленск прибыл отправленный к польским комиссарам гонец Яков Лазарев с их письмами, подписанными под Минском. Они утверждали, что произошедшие нападения были вызваны и начало им было положено не поляками, но только и единственно русской стороной. К тому же они не обещали и не заключили через своего посланника Комара перемирие, но лишь предложили некоторые условия. Поскольку русские комиссары отвергли эти предложения, не приняв их, это положение не является и не может быть названо перемирием. Хотя после этого комиссары, назначенные с обеих сторон для обмена пленными, заключили перемирие, русская сторона тотчас же нарушила и преступила его.

Утром 1 марта, еще до света, жилец Дичков привез из Москвы приказ Его Царского Величества русским комиссарам отправляться со всеми сопровождающими из Смоленска в Москву к Его Царскому Величеству. Им не следует ни продавать, ни забирать с собой провиант и все пожитки, но оставить все в Смоленске, приказав подготовить и отправить в Смоленск по нынешнему санному пути еще больше запасов, поскольку всем им предстоит весной вновь отправиться в Смоленск для продолжения съезда. Между тем они должны были оставить комиссаров, назначенных из их числа для обмена пленных, в Смоленске под началом губернатора и окольничего князя Петра Алексеевича Долгорукова-Оболенского со всеми оставшимися польскими пленными, с тем чтобы обмен мог продолжиться. К тому же комиссарам надлежит обратиться через нарочного к польским комиссарам, объявив, что они, ожидая прибытия тех, с большими расходами и тратами провели в Смоленске более года, ныне же на короткое время выезжают в Москву к Его Царскому Величеству. Между тем те намеревались отправить своих гонцов и посланников, так же как и раньше, для всяких переписок и не желали тратить собственные средства, потребные для ускорения давно уже объявленного съезда и устроения христианского мира. Русские, однако, намеревались вновь явиться в Смоленск, как только условятся о времени и месте. Через этого гонца, Якова Лазарева, полякам также дали знать, что Его Царское Величество вновь отпустил из столичного города Москвы 248 человек польских пленных без какого-либо обмена, не говоря уже о выкупе, единственно из царской милости и доброты, дабы с русскими, находящимися в плену в Польше, поступили так же, без промедления доставив их на границу для обмена.

3 марта русские комиссары со всей своей свитой отправились из Смоленска в Москву.

11-го прибыли туда.

12-го того же месяца им пожаловали поцеловать руку Его Царского Величества в Передней палате[334]. Посольского канцлера Алмаза Ивановича, однако, не допустили явиться перед Его Царским Величеством, поскольку он не проявил должной осмотрительности в шведском деле, кроме как при его начале. Ведь обнаружилось, что в шведском экземпляре Кардисского мирного договора некоторые пункты были неверны и противоречили русскому экземпляру[335]. Из-за этого вскоре возникли решительные разногласия о мирном договоре, заключенном в Кардисе между Москвой и Швецией, хотя он и был утвержден государями с обеих сторон и скреплен клятвой, поскольку после надлежащей проверки выяснилось несовпадение в экземплярах на русском и шведском. Шведы желали, согласно двадцатому пункту в их экземпляре и обещанию, данному господам их послам боярами Его Царского Величества, с которыми они вели переговоры, возвратить всех своих подданных, плененных в этой войне, включая и тех, кто принял русскую веру и повторное крещение. Русские же, напротив, согласно двадцатому пункту в русском экземпляре, который им равным образом подтвердили в Стокгольме особой грамотой Его Королевское Величество и шведские сословия, не желали выдавать никого из шведских пленных, принявших греческую веру. Из-за этого на обеих сторонах возникло большое недоверие, которое день ото дня росло и увеличивалось. Барон Бенгт Хорн, прибыв из Москвы в Швецию, отчитался о своем поручении и, обнаружив подлог, которым русские великие послы выманили особую подтверждающую грамоту относительно двадцатого пункта русского экземпляра, совершенно по-иному доложил правящим шведским сословиям. Шведская корона немедленно отправила с королевским письмом в Москву посланника Конрада фон Бернера, бывшего перед тем маршалом посольства[336]. В этом письме порицались обман и ложь русских великих послов, которые, предоставив ложные и неверные сведения и поддельные бумаги, добились у шведов утверждения двадцатого пункта в соответствии с русским экземпляром. Шведы настаивали, что двадцатый пункт следует выполнить в полном соответствии со шведским экземпляром, а утверждение русского признать недействительным, а также что Его Царскому Величеству надлежит в дальнейшем не только не допускать подобных лжецов и обманщиков к посольствам, но и справедливо наказать их за этот великий обман, а посольства к иноземным государям доверять отныне людям, способным по посольскому обычаю внушать доверие своей честностью и обходиться без лжи. Ведь из-за одного лживого и безбожного посольства государства лишь озлобились друг на друга и потеряли все доброе и полезное. На это письмо Его Царское Величество, со своей стороны, ответил шведам через названного выше Бернера довольно оскорбительно, намереваясь отправить новое великое посольство в Швецию для сравнения и справедливого исправления этого пункта. Фон Бернер же, со шведской стороны, не соглашался с этим, настойчиво требуя удовлетворения как в этом пункте о пленных, так и в отношении свободной торговли, что русская сторона замалчивала и трактовала в соответствии с договором, и возражал, что иначе