Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал - Олег Владимирович Русаковский

21 июня у руки Его Царского Величества были назначенные на ливонский съезд комиссары – окольничий и второй наместник башкирский Василий Семенович Волынский, думный дворянин Прончищев, дьяки Дохтуров и Юрьев.

28 июня комиссары, назначенные на шведский съезд, выехали из Москвы к границе с наказом, но без достаточных полномочий.

30 июня пришло известие из Смоленска о том, что литовские войска уже появились у Борисова и направляются прямо на Смоленск[342]. Тотчас же известили, разослав письма, боярина и первого князя государства, наместника новгородского, Якова Куденетовича Черкасского, боярина и воеводу тверского князя Ивана Семеновича Прозоровского и окольничего князя Юрия Никитича Барятинского, а также всю страну и всех помещиков русского государства, чтобы каждый тотчас же, не теряя времени, прибыл в Смоленск. Князя Юрия Никитича Барятинского выслали вперед начальствовать над передовым отрядом.

Ночью 1 июля приехал стряпчий Юрий Лутохин, предваряя думного дворянина и великого посла Афанасия Нащокина, который, оставшись в Красном, в восьми милях от Смоленска, послал прежде срочное известие об этом в Москву. Он сообщил, что ни литовские, ни польские войска не собраны и что в их рядах, напротив, все еще продолжается конфедерация, которая кажется чем дальше, тем более опасной. Его Величество король Польский уже выступил в поход против конфедератов, чтобы любым способом привести их к покорности.

9 июля прибыл в Москву бывший великим послом в Польше думный дворянин Афанасий Лаврентьевич Нащокин. Его встретили с большим уважением[343]. Его Королевское Величество отпустил его из Львова в мае. Его Королевское Величество, с готовностью приняв добрую склонность к миру, выраженную в письме Его Царского Величества, отвечал, что он, согласно своему желанию, повелел вести об этом переговоры с этим его великим послом своим государственным сенаторам, а также назначенным господам комиссарам, которым открытый сейм поручил отправиться на русский съезд. Господам великим послам, однако, доверили не более чем доставить это известие, а условия, о которых они договорятся, надлежало после закрепить на открытой встрече господ комиссаров обеих сторон на границе. Его Королевское Величество, отложив все до будущего съезда, тотчас же вновь отослал послов. Он желал также, чтобы Его Царское Величество изменил свое намерение к лучшему и отступился от того, что по праву принадлежало Польской короне в соответствии с клятвами его предков, а также заверениями и укреплениями их обоих, ныне правящих государей, и было несправедливо взято и захвачено, ведь иначе нельзя надеяться на какой-либо мир другими средствами. Король же не намерен уступать даже самое малое и, с Божьей помощью, не позволит причинить ущерб стране и людям в тех границах, которые доверил ему Бог. Он уже передал это в наказе своим комиссарам, равно как и относящееся к злоупотреблению и необычному титулу[344]. Посему и Его Царскому Величеству надлежит дозволить своим великим послам и комиссарам отправиться на границу с действительными и достаточными полномочиями, чтобы, не теряя времени, не потратить усилия и старания понапрасну. Желание же Его Царского Величества, чтобы Его Королевское Величество прежде отправил своих великих послов в Москву для весьма важных дел, относящихся к миру, нельзя теперь выполнить, поскольку это задержит съезд, король же желает вскорости заключить благородный мир.

13 июля господину генерал-лейтенанту Дроммонду приказали распоряжаться обменом пленных. Ради этого тотчас отправили нарочного в Смоленск. Генералу также придали в товарищи двух писарей Посольского приказа, Петра Долгова и Степана Полкова.

В тот же день отпустили весьма недовольным датского гонца Якоба Шредера. Ему надлежало ехать в Архангельск.

16 июля отпустили писаря Петра Долгова, назначенного в товарищи генерал-лейтенанту Дроммонду. Он выехал в Смоленск с предписанием не только продолжить обмен пленных, но и остаться затем, чтобы в соответствии с данными им полномочиями устроить и заключить с польскими комиссарами, назначенными для обмена пленных, твердое и определенное перемирие до будущего съезда, на котором встретятся для мирных переговоров великие и полномочные комиссары с обеих сторон. Об этом тотчас же следовало отписать польским посланным, давая тем знать, раз им доверили эти переговоры, чтобы без промедления приступили к делу и назначили место и время встречи. Между тем генерал-лейтенант получил тайный приказ тотчас же выступить в поход с подчиненными ему полками и надежно обезопасить селения Красное, Долугов и т. д., освободить от осады Быхов и защитить в случае необходимости границу, не отторгая ничего с польской стороны.

17 июля Его Царское Величество приказал боярину и наместнику астраханскому князю Никите Ивановичу Одоевскому, окольничему Родиону Матвеевичу Стрешневу и канцлеру Алмазу Иванову ехать вместе с тремя греческими митрополитами, русским архиепископом[345] и архимандритами к патриарху в Воскресенское, чтобы обвинить его во многих несправедливостях и нарушениях и узнать, собирается ли он отвечать или молчать. На сей раз, однако, они не смогли ничего от него добиться. Промедлив без пользы восемь дней и не исполнив дела, они, согласно приказу Его Царского Величества принуждены были объявить патриарху, который не отказывался ни от одного из своих проступков и был полон решимости взять все на себя, о заключении его под стражу. Оставив сто пятьдесят мушкетеров стеречь его в монастыре, они отбыли в Москву.

27 июля отменили призыв на службу, который перед тем был объявлен по всему государству, поскольку Нащокин определенно заверил, что от польской стороны не следует ожидать ничего враждебного. Все собранные ополчения отправили по домам. Служилым людям, которые весьма надеялись получить серебряную монету, не только ничего не дали, но и распустили всех русских офицеров. Их полностью лишили месячного жалования, приказав возвращаться в свои поместья и ожидать по домам. Те же, кто не имел поместий, домов и дворов, должны были до приказа Его Царского Величества оставаться у своих друзей и родичей, не получая денег. Также и всем иноземцам, бывшим на службе, не дали частью ничего, частью очень мало, в особенности тем, кто принял русскую веру.

2 августа у Его Величества были стряпчий Кирила Пущин и писарь Василий Мыконкин, которым надлежало отправиться с письмами в Польшу.

8 августа назначенным в Польшу Кириле Пущину и Василию Мыконкину передали в Посольском приказе два письма Его Царского Величества к Его Величеству королю Польскому и приказали немедленно выезжать с ними. Одно касалось дальнейшего обмена пленных и того, что русская сторона отпустила и освободила почти на сто поляков больше, чем поляки – русских, а польская сторона могла бы это возместить. Также предлагалось в будущем полностью отменить и запретить выкупы, недостойные христиан. Другое письмо, написанное в Тайном приказе и отданное в Посольский приказ лишь для запечатывания, содержало в себе следующее. Ради лучшего доверия и в надежде на будущий мир Его Царское Величество в этом письме позволял Его Королевскому Величеству отныне писать и использовать по своему желанию титул Великого княжества Литовского, чтобы Его Королевское Величество, благосклонно приняв это и видя эту склонность к миру и прекращению длительного кровопролития, пожелал бы отныне запретить своим приказом любое кровопролитие на границах и подготовиться к заключению перемирия до будущего съезда и последующего мира, чтобы каждый покамест держался в своих границах и не заходил далее. Он мог бы между тем устроить, чем раньше, тем лучше, обещанный сейм и послать своих великих комиссаров на границу для переговоров ради устранения всех возникших споров и возобновления прежней доброй дружбы и доверия. Этим добрым начинанием Его Королевское Величество устрашил бы всех соседей и приобрел бы выгоду для своего государства. Также Его Королевское Величество мог бы дать знать через этих уполномоченных, когда его комиссары объявятся на границе, чтобы быть уверенными в их прибытии.

13 августа пришло известие о том, что полковник Стецкевич обложил Быхов наряду с Юриным.

20 августа в Москву вернулся отправленный в Швецию русский гонец Иван Астафьев с письмом Его Величества короля Шведского. Шведы ни в коем случае не желали принимать русских послов в Стокгольме, а настаивали лишь на открытом съезде на границе для устранения возникших споров. Они уже выбрали и назначили на него своих великих комиссаров.

26 августа пришло известие о том, что левое крыло литовской армии под началом генерал-вагенмейстера Паца уже прибыло в Оршу. Поэтому генерал-лейтенанту Дроммонду приказали отступить в крепость Смоленск и тщательно следить за намерениями противника.

Ночью 4 сентября пришла почта из Смоленска о том, что левое крыло литовской армии прибыло в Красное. Они взяли замок, задержав при себе капитана Ганса Рауха, а остальных из его гарнизона отпустив в Смоленск. Это вызвало в Москве сильную тревогу, поскольку власти, успокоенные Нащокиным, ни в малейшей степени не ожидали от польской стороны ничего враждебного прежде встречи комиссаров и распустили все свои войска, так что ничего не было подготовлено для сопротивления. Тотчас же отдали новые приказы, со всей серьезностью увещевая всех помещиков немедля, в тот же час,