Наедине с суровой красотой. Как я потеряла все, что казалось важным, и научилась любить - Карен Аувинен

– О Иисусе! – выдохнула я. Меня напугала внезапность появления мышки, а не само крылатое создание. – Мне надо идти, – сказала я в трубку. – У меня тут ситуация.

Летучая мышь беспорядочно билась о стропила крыши, а Элвис таскался за ней по всей гостиной, задрав морду и виляя хвостом. Я понятия не имела, как мышь проникла внутрь, и хотя мне вроде как импонировала мысль о летучих мышках, висящих над сонной мной вверх тормашками где-то там в пространстве над моей спальней, последнее, чего мне хотелось, – это столкнуться с одной из них во время похода в ванную посреди ночи. И к тому же – гуано… Распахнув основную дверь и подперев москитную, чтобы она не закрывалась, я выключила свет и уселась на диван, держа Элвиса при себе. Столкновения и трепетание продолжались. Для моего пса это была упоительная игра. Он принюхивался, взволнованно тыкался носом мне в шею и силился вырваться из моей хватки. Прошло полчаса, дом наполнился ночным воздухом. На горе было тихо. Дыхание стало медитацией, а летучая мышь все чирикала над головой. Наконец, я ушла в спальню, уведя с собой Элвиса, и закрыла дверь.

В ту ночь я спала с настежь распахнутой входной дверью.

Я долго клялась избегать романов в городке, поскольку территориальная близость и одиночество создавали на ровном месте странные пары, оставляя неловкие последствия для всего населения горы. Сюзи, из-за чьего расставания с Джоуи в «Мерке» разгорелась борьба за сферы влияния, в день отъезда погрозила мне пальцем с наказом: «Мужиков привози с собой». Она была права: местный генофонд был невелик. Кем бы ты ни была, маленький флирт субботним вечером в «Мерке» приводил к заговорщицким кивкам по всему городку уже к воскресному бранчу. Все это навязчивое внимание душило зарождающуюся влюбленность. Но еще хуже становилось, когда отношения приказывали долго жить или кто-нибудь начинал сравнивать прошлое твоего партнера с твоим настоящим.

Даже браки не были исключением. Многие долгосрочные отношения портились внезапно, но самая скандальная история случилась, когда наш городок решил поставить собственный мюзикл. Дважды в своей истории Джеймстаун отваживался на оригинальные театральные постановки, которые приводили – под влиянием двойного зелья артистических страстей и пива, употребляемого на репетициях, – к странным постельным партнерствам, результатом которых была рокировка нескольких супружеских союзов в городке. Похоже, пение волновало отнюдь не только душу.

Когда супруги расставались, самой трудной задачей для них было разделить не свою недвижимость и домашний скарб, а сам городок. Разрывы тяжело сказывались на всех, когда из давно установившихся дружеских кругов выпиливались новые группировки. Иногда половинке бывшей пары легче было просто уехать из города.

И все же в Джеймстауне были свои серийные ловеласы – те, кто примеривал новые любовные интересы и отбрасывал их прочь, как одежки в распродажной куче. Их репутация и завоевания давали пищу сплетням в баре и на вечеринках. Среди них чаще всего меня заставлял подбирать челюсть с пола Ланс, которому едва исполнилось тридцать, когда я с ним познакомилась. Это был длинный худой симпатяга с песочного цвета волосами и высокомерным шармом Дэвида Боуи. Не красивый, даже если напрячь воображение, не особенно интересный – просто очередной парень с пивом в одной руке и сигаретой в другой, стоящий на веранде «Мерка». И все же он ухитрялся подцеплять женщин городка одну за другой, и всякий раз – была ли то неловкая голенастая девчонка-подросток, выросшая в красотку с волосами воронова крыла и ужасным вкусом в отношении мужчин, или разведенка с седой головой, на двадцать лет его старше, – я оказывалась в шоке. Как ему это удалось?!

А вот когда речь шла о Сэмми, наоборот, можно было точно сказать – как. Это была атлетического сложения женщина со змеисто вьющимися каштановыми волосами; она так и лучилась обаянием и лакомилась одинаково и мужчинами, и женщинами, точно они были блюдечками с вкуснейшими сливками. Женщина настолько влюбленная в любовь, что побывала замужем девять раз, причем дважды – за одним мужчиной. Как-то раз она скользнула ко мне субботним вечером на танцполе в «Мерке», пронзая своими неотразимыми кошачьими глазами и мурлыча что-то о том, как я хорошо танцую; одновременно она провокационно проводила ладонью от моего плеча до бедра.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что следует избегать романтической неразберихи в Джеймстауне. Я для этого слишком умна, твердила я себе. И поэтому никогда не думала, что влюблюсь в Джея. Но он был первым мужчиной за десять с лишком лет, который поцеловал меня. Может быть, дело было во всем том времени, что я провела одна, в бесконечных месяцах, оседавших на моей коже, как пыль. Может быть, дело было в близости к Джеймстауну, сообществу, которое я старалась полюбить, – все эти вечера в «Мерке», наблюдение за тем, как люди пробуют друг друга… Может быть, проблема была в том, что у меня было слишком мало практики.

Джей, маловероятная партия для меня, любил джем-бэнды и вечеринки. Я слушала Национальное общественное радио и медитировала. Мягкий мужчина с большим сердцем, широкими плечами, темными волосами и голубыми глазами, Джей был отчасти рохлей, отчасти Гризли Адамсом и неизменным милашкой.

Я знала Джея по «Мерку», откуда часто выпихивала его за дверь после того, как он перебирал пива в мой регулярный понедельничный вечер. Эта смена была идеальна для меня по двум причинам: поскольку она была короткой и поскольку я была главной. Я открывала кафе в четыре (после того как оно было закрыто с вечера воскресенья) и подавала не только барное меню – все жаренное на сковороде и гриле, что обожал Джоуи, – но и быстрые домашние фирменные блюда, продукты для которых покупала сама: митлоф и картофельное пюре, курицу, жаренную в пахте, куриные тако. Работая одновременно поварихой и официанткой, я зарабатывала хорошие деньги даже тогда, когда поужинать или выпить после работы пива ко мне заходила лишь горстка людей. А лучше всего было то, что «Мерк» по понедельникам закрывался в восемь, и я уходила с работы уже к девяти.

Джей был очаровательным выпивохой, чуточку мягкотелым. Безвредным, как я подумала, когда он однажды весенним вечером обратил на меня взор своих больших голубых глаз и сказал, что я прекрасно выгляжу. Я рассмеялась, глянула на свой испачканный мукой фартук и ответила: «Льстецам открыты все пути, друг мой», – подавая ему фирменное пиво, за которое он оставил чаевые, равные стоимости напитка.

Я отвечала флиртом по причине чистой невероятности чего-то большего. О том, чтобы зайти дальше, и речи быть не могло. Просто разнообразия ради нежилась во внимании, направленном на меня. По мере того как тепло той весны перетекало в летнюю жару, а в «Мерке» стиль понедельничных вечеров превращался из «парни в баре» в «народ на патио», Джей начал являться каждую неделю, занимая место у стойки, чтобы поболтать со мной, пока я разносила тарелки и напитки посетителям на улице, и оставить большие чаевые.