Наедине с суровой красотой. Как я потеряла все, что казалось важным, и научилась любить - Карен Аувинен

Слишком скоро между нами вклинились наши различия.

В конце сентября мы с Джеем вместе присутствовали на свадьбе – первом подобном событии для меня с тех пор, как Элвис был моим спутником на свадьбе сестры – наполовину хиппническом, наполовину дэд-металлистском мероприятии, где я щеголяла в черных мотосапогах, а Элвис был украшен галстуком с изображением форели. Давний приятель Джея женился на своей давней подружке в горной осиновой рощице в день, который был отмечен первым снегопадом сезона. Когда пастор спросил жениха и невесту, обещают ли они быть «друзьями, возлюбленными и партнерами» на всю жизнь, Джей нежно прошептал эту фразу мне на ухо и сжал мои пальцы. Никто из нас не мог знать, что этот брак развалится меньше чем через год.

На улице было холодно, и золотые листья липли к обуви всех приглашенных. После церемонии Джей хвастался мною, познакомив с бо́льшим числом людей, чем я сумела запомнить, а между знакомствами бросал меня одну на тридцатиминутные перерывы, во время которых занюхивал дорожки кокаина с друзьями жениха. К тому времени как мы уехали, у меня зуб на зуб не попадал от холода; лицо и руки покраснели и замерзли. На долгом пути домой, глядя на заметавший шоссе снег, я говорила что-то о том, как это неудобно – устраивать свадьбу под открытым небом в горах без запасного варианта, чтобы в последнюю минуту можно было поторопиться, взять в аренду и поставить шатер для вечеринок; я пыталась не думать и не говорить о том, как вел себя Джей: словно играл со мной в «ку-ку». Я была обижена.

В ответ Джей покачал головой.

– Это все из-за нее, – сказал он, имея в виду Шону, невесту. – Она настояла на том, чтобы выйти замуж под этими осинами. Я сказал Дереку: «Это ее день, пусть делает, как хочет. Если хочет ехать верхом на зебре или нацепить корону – пускай. Она мечтала об этом дне каждый Божий день с тех пор, как была маленькой девочкой».

– Что ты имеешь в виду? – я выдавила смешок. – Мечтала о чем?

– О дне своей свадьбы, – Джей серьезно посмотрел на меня.

– Ты шутишь, что ли? – фыркнула я. – Да разве еще кто-то так думает?

– Это самый важный день в жизни женщины.

– О боже мой! – простонала я и умолкла.

Когда мы свернули на мою подъездную, я не выдержала и вывалила на него всё.

Я в ярости, сказала я, оттого что меня привезли на мероприятие, где я никого не знала, и оставили вести бессмысленные разговоры с незнакомыми людьми. Джей заверил, что я могу «расслабиться», потому что от меня «все в восторге» и сочли меня «милой» – прилагательное, которого попросту не было на моей орбите.

– Можешь ехать, – сказала я, вылезая из машины.

На следующий день мы кое-как наложили пластырь на рану. Я решила игнорировать представления Джея о браке, а он извинился за то, что бросал меня одну. В последовавшие недели Джей стал чаще оставаться в Боулдере после работы, чтобы потусить с друзьями в баре, а потом и вовсе объявил, что хочет видеться со мной только по выходным. «У меня много дел», – так он сказал. К тому же он предпочитал спать в собственной постели.

Я некоторое время откладывала неизбежное, честно не желая отказываться от роскоши прижиматься по ночам к живому телу, а не к подушечному кому. Мне также понравилась смягчившаяся реакция на меня в городке. Когда там увидели, что мы с Джеем держимся за руки, я внезапно перестала быть невидимкой. Стали поступать приглашения в гости от пар, с которыми я была в дружественно-поверхностных отношениях уровня «как-дела-нормально»: «Непременно ждем к нам на ужин вас обоих». Боб Британец, один из мерковских пьяниц, как-то вечером угостил меня пивом в знак «извинения», потому что, как он стыдливо признался, раньше думал, что мне «нравятся девушки». Даже Джоуи стал намного приятнее, многословно распространяясь о том, как он за меня рад, – словно, наконец, разобрался во мне и испытал облегчение оттого, что не настолько я грозна или резка, как он думал. Теперь при каждой встрече он заключал меня в медвежьи объятия.

Через пару недель у меня застрял палец в гидравлическом дровоколе, когда я пыталась справиться с целым кордом дров – в одиночку, за один-единственный день. Я попросила было Джея о помощи, но он ответил, что у него уже есть планы. Я работала быстро, автоматически, подавая чурбаки на металлический расщепитель левой рукой, одновременно дергая за рычаг дровокола правой. Вдруг я ощутила давление на среднем пальце левой руки, который по рассеянности не убрала вовремя, и теперь его зажало между металлом и сосновым поленом. Долгую бездыханную секунду я предавалась панике, пытаясь выдернуть палец, а давление тем временем неуклонно нарастало. Потом до меня дошло, что моя правая рука контролирует нажим дровокола на чурбак, и я дернула рычаг в противоположном направлении. Палец удалось вынуть, сплющенный, как сдувшийся воздушный шарик; небольшая трещинка бежала на всю длину между ногтевым ложем и костяшкой. Я вбежала в дом и торопливо обернула палец полотенцем, приложила лед. Черт, думала я. Было воскресенье. Стоимость визита «Скорой» опустошила бы мои денежные запасы – сумму, отложенную на зимнюю резину для этого сезона. Мозг лихорадочно перебирал варианты, палец пульсировал.

Джею я звонить не стала. Вместо этого позвонила сперва Джудит, которой не оказалось дома, а потом Карен Зи.

– Не смотри на него, – велела она и повесила трубку. Десять минут спустя она была у моей двери, вооруженная пинтой бурбона, новехонькой, еще с ярлычками, аптечкой первой помощи и пакетом замороженного горошка.

– Когда ты его купила? – поинтересовалась я, когда она срезала зип-полоску.

Карен пожала плечами:

– Кто ж знает!

Она добыла из аптечки бинт, пластырь и дезинфицирующее средство, а я глотнула из бутылки и развернула полотенце с пальца. На воздухе кожу засаднило, но он отчасти восстановил прежнюю форму. Я могла им двигать. Я осторожно сдвинула съехавшую кожу на место, Карен капнула на порез меркурохромом. Мы заклеили палец пластырем-бабочкой, потом замотали бинтом, а сверху водрузили пакет с горошком.

Потом мы чокнулись бурбоном.

– Хороша штука, – заметила я.

– Угу, – отозвалась Карен и рассказала мне историю о Бонни, своей подруге, которая отрубила себе кончик пальца, когда колола дрова. К тому времени как Бонни завернула «потерю» в полотенце и сама доехала до отделения больницы, «было слишком поздно».

Джей заглянул спустя несколько часов с аптечкой первой помощи и шоколадом, милый и извиняющийся. И, убедившись, что я в порядке, все же уехал.

Этот палец оказался по-настоящему сломан спустя две недели, когда у меня соскользнула рука при открывании дверцы пикапа, – боль резанула сустав, точно лезвие ножа. Рентген подтвердил перелом. Он еще не успел срастись к ноябрю, когда мы с Джеем присутствовали на очередной свадьбе. Мы то и дело пререкались, но строили полные надежд планы отметить День благодарения ужином у меня дома. «Давай переживем праздники, а потом снова будем вместе», – сказал Джей после очередной ссоры. В то время это казалось шагом разумным, а не отчаянным. Никто из нас никогда не проводил Рождество с другим человеком.