Час в копилке - Фёдор Михайлович Шилов

разберитесь. Думаю, не надо пояснять, кто в итоге оказался за решёткой?

Было и по-другому. Два приятеля спьяну решили сыграть в баре в придуманную мною русскую рулетку. Записались в дуэльную тетрадь. В алкогольном угаре им эта мысль показалась и впрямь угарной! Но руки после выпитого тряслись у обоих так, что сам чёрт не разобрал бы их каракули. Остолопу-бармену сразу бы посмотреть, что фамилии нечитаемы, а он, дурак, деньги взял, тетрадь из-под рук пьяниц выхватил, а когда я позвонил узнать, есть ли кто по мою душу, только и смог промычать что-то нечленораздельное. Что видел — то и промычал. Непонятный набор крючков вместо букв.

— Вычёркивай обоих, — сказал я тогда, — повезло им. Пусть живут пока.

— Правда? — голос бармена потеплел и через него будто даже слеза протекла. Он вдруг начал мне рассказывать, что те двое, когда протрезвели, приходили, в ногах валялись, говорили, что никаких денег обратно не возьмут, но только бы ещё пожить.

Он у меня человеколюбивый… Это я, скотина, добавил хорошему человеку парочку черт, чтобы он мог выполнять нужные мне функции. Но и тут вам кое-что расскажу: манипулировать можно только теми, кто готов к манипуляциям. Нельзя заставить человека сделать то, чего он действительно не хочет. Не растут зёрна на неплодородной почве. Так что я, конечно, бармену портрет подправил, но только потому, что в его природе данные черты в зачаточном состоянии уже и так были.

А ещё я думаю вот что. Внезапные осечки — не просто мой косяк. И не косяк недотёпы-бармена. Полагаю, что эти жертвы — под защитой. Или сами наделены даром. Можно было бы ещё последить за ними для подтверждения или опровержения моей теории, наверняка я смог бы выявить их знаковые пять минут в месяц. А, может, и больше… С этими минутами до сих пор не ясно. Как сказала бабушка, что их пять, так я и верю всю жизнь. А перепроверять лень.

Удручает только одно: значит, моя сила не безгранична. Вселенная иногда даёт мне пятюню, но может дать и просраться. Так, стоп, не хватало только сейчас словить синдром самозванца. У меня всё хорошо, я исправно выполняю взятые на себя обязательства, я могу замочить кого угодно и когда угодно. Я злой, я ужасный, я просто кошмар кошмарный…

И всё же однажды настанет день, когда я не смогу выполнить ни одного желания. Бабушка говорила, что всё закончится внезапно. Просто — раз, и оплатишь все счета. Возможно, даже ценой собственной жизни.

Может, и не было никакого самоубийства? Просто моим родным пришла пора заплатить Вселенной за… сделанное добро?

Тогда я хотя бы знаю, за что буду платить. Я не сделал ничего хорошего. А если за добро и зло цена всё равно одна — смерть — так какая разница? Для меня совершать зло стало привычкой. Вредной привычкой, если хотите. Привычкой, которая меня… тяготит.

Я хочу завязать. Бросить. Но уже не могу. Это как в кино: захочешь соскочить — и ты не жилец. Но я борюсь. Поэтому — однокомнатная квартира и тормознутый ноут. И лапша с дрянным кофе.

Но хватит об этом. Я снова разболтался. С собой? Но иногда мне кажется, что с… бабушкой. Будто перед смертью она пожелала, чтобы я выбалтывал ей всё, как есть.

Спасибо, что ли?.. А то — больше некому.

Лампочка моргнула в последний раз и погасла. Мне стало холодно на лежаке, и я ушёл в парную.

Глава 17

Вторник, 12 декабря 2023 года

Утро для Макса выдалось удачное. Даже гудящая с похмелья голова не портила настроения. Мама встретила его на кухне парочкой не самых приятных фраз, но всё же она заговорила, и это значило, что молчанка на ближайшее время прервана.

— Смею напомнить тебе, Масик, что ты ещё школьник! — строго выговорила она сыну во время завтрака. — И поэтому будь любезен обойтись без блужданий непонятно где по вечерам и уж тем более воздержись от распития спиртных напитков. Мы, кажется, договаривались, что алкоголь ты можешь употреблять только дома под моим присмотром.

— Но Холден Колфилд… — попытался возразить Макс.

— Холден Колфилд не выпил за всю книгу столько, сколько ты за один вечер. Сужу по твоему внешнему виду и ужасному запаху перегара!

Макс сидел на кухонном диванчике в одних трусах, вытянув длинные ноги под столом. Марина, мельтешащая у плиты, время от времени задевала его ступни в синих шлёпанцах. Всклокоченные волосы юноша едва пригладил перед зеркалом, быстро сбрызнул лицо холодной водой, а вот зубы начистил тщательно — авось пронесёт, и мама не учует запах. Учуяла. И, надо полагать, ещё вчера.

— Проветри комнату, пожалуйста, там будто ночевала рота пьяных солдат. — Марина поставила перед Максом тарелку овсянки. Макс прислушался к себе: нет, вроде не тошнит и даже урчит в животе. Вид овсянки вызывал аппетит. Марина взяла табуретку и села напротив сына. Ему пришлось подобрать ноги.

С каждым годом Марине всё реже доводилось видеть Макса без футболки и штанов. Чаще всего в летнее время, когда удавалось уговорить теплолюбивого подростка сходить искупаться или хотя бы надеть шорты. И всякий раз она удивлялась: когда Макс успел так обрасти волосами? И ещё интересно: чью генетику прихватил сын? Бориса она помнила сухоньким и даже тощеньким, на щуплой груди его пробивались два-три светлых волоска, ноги тоже были покрыты лишь лёгким золотистым пухом, а Макс почему-то вырос широкоплечим и «шерстяным». И цветом волос не в отца…

Марина смотрела, как Максим ест, а в душе у неё смешивались разные чувства. Вчерашний звонок Бориса придал ей сил… Может, что-то ещё между ними сложится? Позвонил же он, не переломился… Может, дурацкий шантаж — лишь повод? А на самом деле Борис ждёт от неё сообщений и проверяет, будет ли она писать даже вопреки запрету… Даже под страхом потерять сына… Так он хочет ещё больше удостовериться в крепости её чувств…

«Масик помышлял о самоубийстве», — эти воспоминания неприятно укололи и уязвили Марину. Кому ж понравится почувствовать себя матерью, чей ребёнок не хочет жить?

Она пока не собиралась затрагивать с Максом этой темы. Скорее всего Борис блефует, нет никаких тетрадей и не было никаких разговоров о суициде. У них прекрасные материнско-сыновьи отношения, если бы Макс был несчастен, она бы почувствовала. Сын обязательно поделился бы с ней всеми своими переживаниями.

Была и ещё одна неприятная мысль, терзавшая Марину с минуты прекращения вчерашнего диалога. Борис — убийца. После разговора она сразу принялась