Assassin's Creed. Последние потомки - Мэтью Дж. Кирби

– Несомненно, вы помогаете им осознать их ошибки.

– Именно так, – сказала она. – Я проповедник, вот я кто.

Она погладила дубинку, висящую на поясе.

– Вот такая у меня проповедь.

– Уверен, вы весьма красноречивы, – сказал Авраам. – Доброй ночи, мэм.

– Доброй ночи, – ответила она. – И Бог тебе в помощь завтра.

– Вы уверены, что будет бунт? – спросила Аделина, хотя Наталии совсем не понравился вид этих людей, которые только что промаршировали по улице.

– Эти ребята, может, и несли транспаранты, – сказал Томми, – но каждый из них – уличный хулиган и бандит. На вид – в основном Роуч-гардс. Уверяю вас, как бы это ни выглядело, они превратят это в бунт.

– В отеле я буду в безопасности? – спросила Аделина.

Томми потер челюсть:

– Боюсь, он станет одной из целей, если дело будет совсем плохо.

– Тогда что вы предлагаете?

Томми обернулся и посмотрел через площадь, в противоположном от гостиницы направлении.

– Пока – дом моего брата. Когда узнаем больше, можем переправить вас куда-то еще.

– Отлично, – во время гастролей Аделина привыкла останавливаться в домах незнакомых людей, к тому же она доверяла Томми. Раз он сказал, что это лучший вариант, она поверила. – Давайте пока отправимся туда.

– Но я должен вас предупредить, – сказал Томми, серьезно взглянув на нее. – Мой брат с супругой сейчас в Бостоне.

– Понятно. Но у вас же есть ключ, чтобы мы могли войти?

– Да, но…

– Что «но»?

– Мы будем одни в доме.

Аделина нашла его прямоту весьма милой.

– Вдруг это ставит вас в неудобное положение… – сказал он.

– Меня это не беспокоит, – ответила она. Он кивнул.

– Тогда… пойдем?

Она ответила кивком, и остаток пути они проделали через парк, двинувшись к Четвертой авеню, затем по 24-й улице, пока не пересекли Лексингтон.

– Это здесь, – сказал Томми, пригласив ее в четырехэтажный особняк с серой каменной облицовкой вокруг окон и небольшой лестницей перед главным входом. Он немного повозился с ключом, неловко держа его своими огромными руками, очевидно, нервничая.

Он был так не похож на мужчин, с которыми у нее обычно случались романы во время путешествий. Для начала, многим мужчинам, которых она знавала, она не рассказывала о том, что чувствовала себя одиноко вместе с ними. Тем не менее, такие обстоятельства, как нарочно, возникали, и неоднократно, поскольку мужчины привыкли думать совершенно определенные вещи об актрисах и певицах. Но Томми не был богачом, а его уверенность в себе, которую он демонстрировал при столкновении с бандитами, покидала его, когда дело касалось противоположного пола.

Она взяла его под руку, надеясь успокоить.

Мгновение спустя, с ворчанием он заставил ключ повернуться, и они вошли в фойе. Дом изнутри выглядел так же одиноко, что и снаружи. На паркетном полу в центре прихожей в окружении мозаичной плитки стоял круглый деревянный столик, который украшала чудесная китайская ваза. Пройдя через прихожую, они попали на лестницу, ведущую на второй этаж. Единственное, что освещало комнаты, – свет от уличных фонарей, проникающий через окна. Солнце еще не взошло так, чтобы здесь стало достаточно светло.

– Сюда, – сказал Томми, жестом предлагая снова подняться вверх по лестнице. – Этот этаж занимает в основном кухня.

Ступени покрывал толстый ковер, поэтому ее шаги не порождали ни звука, если не считать шуршания платья. Когда они достигли лестничной площадки, справа она заметила гостиную, а слева – столовую. Без приглашения она свернула в гостиную и зашла через двойную стеклянную дверь, которая была открыта. Даже в тусклом свете Аделина заметила, что комната была отлично обставлена. Под ногами толстый турецкий ковер шикарной выработки, с невообразимым узором. Одинаковые диваны стояли друг напротив друга у противоположных стен комнаты, а по обе стороны от каждого из них располагались кресла. Буфет в готическом стиле мрачно выглядывал из угла, а на стене над пианино висела огромная картина, на которой был изображен корабль, мечущийся в грозном штормовом море. Противоположную стену украшало зеркало в позолоченной раме, а на каминной полке стоял большой мраморный бюст женщины.

– Да, думаю, мы можем немного побыть здесь, – сказала Аделина, подходя к одному из диванов. – Вы согласны?

– Как вам угодно, – ответил он, но вместо того, чтобы сесть, подошел к одному из окон, которое смотрело на 24-ю улицу, и уставился между занавесок.

– Не присядете со мной? – спросила она.

Он обернулся и, взглянув на нее, спустя мгновение уселся в одно из кресел у противоположной стены, напротив. Он сидел напряженно, сложив руки, с прямой спиной.

– Вы еще обеспокоены тем, что мы здесь? – спросила она.

– Нет, я уверен, что мы здесь пока что в безопасности.

– Вам некомфортно в этой комнате?

– Почему вы спрашиваете?

– Вы так сидите в этом кресле, как будто боитесь его испачкать.

Он оглядел комнату.

– Вполне приятная гостиная.

– Но если не комната, то что же доставляет вам такое неудобство? Этот дом?

Последовавшая пауза подсказала Аделине, что она попала в точку, так что при желании она могла докопаться до самой сердцевины его сущности.

– Это дом моего брата, а не мой.

– Он заставляет вас чувствовать себя нежеланным гостем?

– Нет, он очень добр. Как и Кристина, его жена.

– Тогда в чем дело?

Он сдвинулся, и кресло скрипнуло.

– Полагаю, чувствовать себя как дома и чувствовать себя дома – разные вещи.

– Вы не чувствуете себя дома?

Он снова оглядел комнату.

– Нет, не здесь, – он перевел взгляд на нее. – Но вы чувствуете.

Она заметила легкий упрек в его интонации, хотя и была уверена, что он не собирался ее упрекать. Но и она не собиралась оправдываться перед ним за то, кем она была и как она прокладывала свой путь в этом мире. Ей было нечего стыдиться.

– Я научилась везде чувствовать себя на своем месте, Томми Грейлинг, – сказала она.

– Думаю, это замечательный навык, – ответил он.

– Мне повезло, что мне это легко удается, – Аделина была совершенно уверена, что ощущала себя на своем месте, придя на прием, который последовал за ее выступлением накануне. Однако это не избавило ее от одиночество, которое она испытывала там.

– Если не такой, то какой дом вы бы хотели? – спросила она.

– Вообще, я думаю, что однажды уеду из города, – сказал он. – Хотя я жил тут всю жизнь. Когда я уехал на войну с повстанцами, я прошел через прекрасную сельскую местность. Фермы и поля. Много раз я ловил себя на мысли, что мне когда-нибудь могла бы понравиться такая жизнь.