Убивая Еву: это случится не завтра - Люк Дженнингс

И тут я вижу шесты, а на них – превосходнейшие хищные птицы. Балобаны, соколы, сапсаны. Это был лагерь соколиной охоты. Я вслед за Константином захожу в одну из палаток и вижу полдюжины кречетов, самых прекрасных и дорогих в мире ловчих птиц, на них надеты колпачки, и они готовы к полету. Еще там сидел какой-то седобородый мужчина ужасно свирепого вида – Константин сказал, что это вождь местного племени. Он представляет нас друг другу, какой-то человек приносит обед – мясо на шампурах и кока-колу, а потом мы едем вглубь пустыни, где сокольники запускают своих птиц на дроф и рябчиков. Впечатляющее зрелище.

– Никогда бы не приняла тебя за любителя орнитологии.

– А я им и не был, пока не стал работать в Службе. Выяснилось, что некоторые главные игроки из русских увлекаются птицами и что Пушкина с Ахматовой теперь недостаточно, а надо еще понимать разницу между свиристелем и трясогузкой. Я этим занялся – и подцепил эту заразу.

– Значит, день с Орловым удался?

– Это был выдающийся день, и мне, честно сказать, было наплевать, что я, вполне вероятно, нахожусь в компании торговцев оружием, опиумных дельцов или верхушки Талибана. Я бы не удивился, встреть меня там Усама бен Ладен, у которого, как я узнал позже, было несколько кречетов.

– И Орлов не делал тебе заманчивых предложений?

– Боже, нет. Он для этого слишком умен. Мы вообще мало о чем говорили – в основном о птицах и о том, насколько сама эта ситуация странная и дикая. Конечно, у него имелись профессиональные резоны окучивать меня, но я чувствовал, что ему весьма приятно видеть, какое удовольствие я получаю.

Мне он очень понравился, и я собирался отблагодарить его, тоже что-нибудь устроить. Чувствовал, что оставаться у него в долгу нехорошо. Но случая так и не представилось. Вскоре его отозвали в Москву и, как позднее стало известно, поставили во главе Управления С.

– Вы встречались после этого?

– Лишь однажды, почти мельком. В Москве на приеме в честь Юрия Модина, который за пятьдесят лет до того был связным КГБ у кембриджских шпионов – Филби, Берджеса, Маклина и Бланта. Модин – к тому времени уже в летах – только что выпустил тогда книжку о тех событиях, а Константина можно считать его учеником.

Думаю, они познакомились в андроповской академии, куда Модина приглашали читать лекции. Его предмет назывался «Активные меры», речь там шла о диверсиях, дезинформации и убийствах важных фигур, и, судя по тому, как Константин руководил Управлением, он, по всей видимости, полностью проникся философией Модина.

– Но в 2008 году Константин покинул СВР насовсем. Сам ушел или его попросили?

– Я бы сформулировал так: если ты стоишь во главе управления в СВР, то или растешь, или надо сваливать. А его не повышали.

– То есть он мог затаить обиду на прежнее начальство?

– Судя по тому немногому, что я знаю, на него это не похоже. Орлов был русский фаталист старой школы. Он воспринял это философски, собрал чемоданы и стал двигаться дальше.

– Куда двигаться? Об этом что-нибудь известно?

– Нет. С тех пор и вплоть до момента, когда его труп обнаружили в Одессе, мы понятия не имели ни где он находится, ни чем занимается. Он просто исчез.

– Ты не находишь это странным?

– Нахожу. И это действительно странно, но никак не связывает его с нашей киллершей.

– И чем, по-твоему, он занимался эти десять лет?

– Копал огород на даче. Руководил ночным клубом. Ловил лосося на Камчатке. Кто знает?

– А почему бы ему не предоставить весь свой богатый опыт спецопераций в распоряжение «Двенадцати»?

– Ева, нет ни единого логического аргумента в пользу этого. Ни единого.

– Ричард, ты взял меня на работу не за логическое мышление. Ты нанял меня за способность к скачкам интуиции, которых требует это расследование. Возможно, Вилланель и играет с идеей подманить нас – меня – поближе, но, когда доходит до дела, она заметает следы как профессионал. Как профессионал, который учился у лучших. У людей вроде Константина Орлова.

Он хмурится, складывает пальцы домиком и уже открывает рот, но ничего не говорит.

– Серьезно, Ричард, нам не от чего больше оттолкнуться. Я согласна с твоими словами о денежном следе, о линии Тони Кента, но сколько времени нам потребуется, чтобы все это распутать? Месяцы? Годы? Наша троица на Гудж-стрит не располагает такими ресурсами. И опытом такой работы.

– Ева…

– Нет, выслушай. Я знаю, что связь между Орловым и «Двенадцатью» – это не факт. Но если есть шанс, хоть мизерный, что она существует, мы непременно должны это расследовать. Должны же?

– Ева, мой ответ – нет. Ты можешь расследовать про Орлова хоть черта в ступе, но здесь. В Москву я тебя не пущу.

– Ричард, прошу.

– Смотри. Допустим, ты ошибаешься, и никакой связи нет – тогда это пустая трата твоего времени и моих ресурсов. Допустим, ты права, но тогда выходит, что я безответственнейшим из всех вообразимых способов поощряю тебя встать на смертельно опасную дорогу. Ты появляешься в России и начинаешь задавать вопросы о политических убийствах и карьере таких людей, как Константин Орлов…

Чем это закончится – мне не хочется даже думать. И если уж на то пошло, что я скажу твоему мужу, если с тобой что-то случится? Речь идет о стране, прошедшей через такие травмы, такой произвол со стороны своих руководителей, такое тотальное разграбление со стороны своих бизнес-элит, что вообще неясно, как она продолжает функционировать. Если у тебя в Москве появятся враги, тебя по цене айфона пристрелит в упор какой-нибудь подросток. Правил больше нет. Жалости тоже. Остался лишь хаос.

– Может, ты и прав (пропущу мимо ушей твои слова про мужа), но ответы есть только там.

– С некоторой вероятностью. Но ты же сама говоришь: на кого мы можем положиться? Если верить Крэйдлу, а в свете всех событий у нас нет иного выбора, кроме как поверить ему, «Двенадцать» скупают ровно тот класс людей, от которых нам нужна помощь.

– Об этом я и хотела тебя попросить. Наверняка у тебя там есть какие-нибудь знакомые, не замазанные во всем этом. Какой-нибудь человек принципов, которого нельзя купить.

– Иными словами, ты сдаваться не намерена.

– Да, не намерена. Будь я мужчиной, ты бы меня отпустил. И сам это знаешь.

Он кивает.

– Ева, прошу. Мы продолжим этот разговор, если хочешь, но сейчас вон та пара не сводит с нас глаз – думаю, они хотят за наш столик. И потом, мне пора возвращаться в офис.

Петра Фосс зевает и потягивается.

– Что ж, было недурно. Хорошо, что я тебя вызвала.

– Всегда рада услужить. – Вилланель высвобождает обнаженное бедро, зажатое между ног Петры. – Только не забывай, кто на самом деле тут главный.

– Напомни.