Проклятие для Чудовища - Джулия Кей

обернулся на меня и придвинулся чуть ближе, между нашими плечами оставалась буквально пара сантиметров. Я чувствовала, что ему тяжело рассказывать, но очень хочется.

Он не оправдывался, а скорее исповедовался передо мной.

— Мои родители сильно ругались, а мать у меня достаточно… импульсивная женщина. Однажды вечером она просто влетела в квартиру и сказала, что хочет развода немедленно. Она отсудила у отца все: кучу денег, все имущество, машину, даже деньги с продажи квартиры, а он и не сопротивлялся, лишь бы это все поскорее закончилось. Отец стал чуть ли не банкротом, речи о том, что я остаюсь с ним, и быть не могло, он сам еле сводил концы с концами и после продажи квартиры уехал в другой город. Я и сейчас не знаю, где он, максимум получаю сообщение с поздравлением на День Рождения раз в год. Мы никогда хорошо не общались, но и врагами нас нельзя назвать, просто существовали в одной квартире и виделись иногда, разговоров по душам не было, но после развода стали, как дальние родственники. А сейчас начнется та часть, за которую ты меня возненавидишь. Поэтому давай ты мне пообещаешь, что после услышанного не откажешься от своих слов и превратишь меня обратно в человека?

Я округлила глаза, боясь услышать продолжение. Что же там такого, от чего я могу пулей вылететь из этого дома.

— Я постараюсь держать себя в руках.

— Нет, ты мне пообещай, — Филипп протянул руку с выставленным мизинцем.

— Ой, брось, мы что, в детском саду?

— Пообещай!

Его взгляд и интонация были тверже стали. Я сдалась и коснулась своим мизинцем холодного пальца. Филипп остался довольным неформальным договором и продолжил:

— Алла — не моя экономка, она моя тетя, сестра матери.

Я тут же открыла рот, приготовившись к гневной тираде, но Филипп поднял мизинец, за который я только что держалась, так что мне пришлось проглотить свое негодование и возмущение.

— Работу матери предложила ее сестра в столице, к которой мы и перебрались. Тот дом… этот дом… принадлежит Алле, она замужем за очень богатым человеком, они купили его и обустраивали как свою летнюю резиденцию, дачу. Алла согласилась поселить сестру, пока дом еще на ремонте и никому не нужен, сама сюда иногда приходила, работу проверять.

Я продолжала изображать безгласную рыбку, подбирая выражения у себя в голове и точно ли хочу их произнести.

— Но… зачем ты солгал?

— Это другая часть истории… Видишь ли, я был не то, что популярный в своей прошлой школе, скорее наоборот. Меня пинали, как футбольный мяч, а тут, когда мама сказала, что мне надо выбрать новую школу, меня осенило. Никто же меня не знает, на мне с детства не стоит клеймо неудачника. Там, чтобы я не делал, у меня не получалось доказать, что я заслуживаю лучшего обращения, а тут я могу быть кем угодно, придумать себе любую роль и играть ее. Я так загорелся этой идеей, что выбрал себе самую крутую школу, даже не думая о том, что саму учебную программу я точно не потяну, но разве меня это волновало? Нет!

Деньги на учебу мать вытрясла из отца под предлогом: «ты что, сына своего не любишь? У ребенка травма» или что-то такое, хотя после развода у нее самой кругленькая сумма осталась, которую она не захотела тратить на меня. Она вообще решила заняться своей жизнью, в которой меня, видимо нет, потому что исполняла любые мои желания, лишь бы под ногами не путался.

И вот я, заряженный на успех, прихожу в вашу гимназию. Все идет хорошо, у меня был четкий план стать самый крутым в радиусе нескольких километров, пошел записываться в местную баскетбольную команду…

Я перебила парня:

— Дай угадаю, в баскетбол ты тоже не играешь?

— Нет же, играю! Только я капитаном никогда не был. И все то, что я говорил про тренера, который давал мне рекомендации…

— Чушь собачья, — закончила я.

— Ну да. Но я правда хорошо играл! Лучше кого-либо в той команде, но капитаном они бы даже под угрозой жизни и смерти меня не сделали. Здесь мне парни сказали, что я не плох, но они еще не придумали мне испытание, которое я должен пройти, чтобы попасть в команду. Так сказать, займи очередь и жди, когда тебе перезвонят.

Филипп заерзал и больше на меня не смотрел. Я поняла, что начинается кульминация, о которой ему говорить ну совсем не хочется. Мое паучье чутье предугадало, что сейчас пойдут удары в сторону моего самолюбия, которое и так балансирует над пропастью.

— Я и не особо расстроился. Не получилось — и ладно, еще столько дорог открыто, а тут мать говорит, что уже подружку мне нашла, — Фил усмехнулся. Это он обо мне что ли говорит?! — Я познакомился с тобой, ты была такая милая, жутко умная, я даже как-то испугался, что тебе придется возиться с такой тупицей, как я.

— Признаюсь, тогда я ожидала худшего, ты оказался очень смышленым и быстро схватывал.

— Я так старался, чтобы тебе понравится!

Не могу поверить, что услышанное правда. Еще никто не хотел мне понравиться и сблизиться со мной. Да и Филиппу не нужно было стараться, он понравился мне почти с первых секунд, как я его увидела. И, к сожалению, продолжал нравиться все оставшееся время.

Но ему я в этом, конечно, не признаюсь.

— Тогда что же произошло? Мне показалось, у нас есть точки соприкосновения, — я робко постучала указательными пальцами друг об друга, изображая притяжение.

— Я просто идиот. Мне сначала тоже показалось, что дружба с тобой и обычная размеренная жизнь вполне мне подойдет, а потом ребята из команды сказали, что придумали для меня испытание, а я, как баран из стада, загорелся этим, ведь теперь у меня есть шанс стать самым крутым и популярным.

— И что это было за испытание? — спросила я, каждой клеткой чувствуя, что ответ мне не понравится.

Филипп вздохнул.

— Ну они заметили, что мы с тобой часто проводим время вместе. Я сказал, что мы не встречаемся, ну они решили, что будет забавно влюбить тебя и бросить. Извини, что говорю это, но тебя в классе не очень-то любили и явно хотели чем-нибудь задеть.

— А тут подвернулся ты, можно убить двух зайцев одновременно, — и испытание провести, и насолить вредной девчонке.

По коже пробежался холодок, было неприятно слышать, что тебя просто использовали, да еще и так… унизительно. Половина класса с ребятами из параллели знали об этом, но, что еще хуже, сам Филипп