Проклятие для Чудовища - Джулия Кей

Я сказал, что не знаю, что произошло и как это случилось. Мама сделала вывод, что я связался с плохой компанией, которая так меня испортила. Мы ездили по разным врачам, дерматологам, даже каких-то шаманок вызывали. Представляешь, они все говорили, что на меня навели порчу. Кто-то из завести, кто-то матери насолить хотел. А одна даже выдала, что это отвергнутая мной девушка наслала на меня недуг, чтобы я никому не достался. У тебя же не такой мотив был, а?

Я энергично отрицательно покачала головой. Чушь какая.

— Но как бы там ни было, вся их полынь и сушеные головы кроликов мне не помогали. И мать решила отправить меня к пластическому хирургу.

— О нет…

— Сначала я думал, обычная поездка к врачу, пока он не начал говорить о пересадке, отрезании кончиков ушей. Мама это все слушала, кивала, в конце задала лишь один вопрос. Как быстро это можно исправить. Я не мог поверить своим ушам, выскочил в коридор, она побежала за мной.

***

Филипп хаотично двигался из стороны в сторону между двух белых больничных стен. В коридоре горела лишь одна лампа в том месте, где сейчас были посетители, в остальном здание было полностью погружено во тьму, как и вся улица за окном. Клементьевы приезжали только на приватные встречи с врачами поздно вечером, чтобы никто не мог им помешать.

Или чтобы никто не видел лицо парня.

Вероника вышла из кабинета без сумки, очевидно, намереваясь успокоить сына и вернуться к обсуждению исправления его внешности. Филипп знал, что она выложит любую сумму, чтобы вернуть его к исходному варианту, но что она пойдет на такие меры…

Филипп и сам не понимал, почему его так задело желание матери исправить сына любой ценой и средствами. В конце концов он же сам хочет стать таким, как прежде. Но посыл, одержимость внешностью. Он ни разу не слышал от нее, что она примет его любым, таким, какой он есть. Сам Филипп не предложил еще ни одного варианта развития событий, Вероника же с первого дня обзвонила все клиники и отпросила сына с уроков на неопределенное время, лишь бы ни одна живая душа не видела его таким. Даже врачей заставляла подписывать бумаги о неразглашении.

И как это можно назвать — заботой или же страхом?

— Чего ты так боишься? Это отличный врач, он сделает все аккуратно. Сказал правда, что на висках опасная зона и можно зацепить важные артерии на шее, но мы постараемся другим путем скрыть эти недостатки. Может, лазерные процедуры…

— Мам, ты серьезно?

Вероника взглянула на сына убийственным взглядом, не терпящим возражений. Она была милой и хрупкой женщиной лишь при чужих людях. Находясь в окружении семьи, ее ангельская оболочка спадала и устраивалась на вешалке до следующего выхода в люди. Даже отец Филиппа, который уже давно осознал, кого взял замуж, согласился на все условия, лишь бы поскорее завершить бракоразводный процесс.

— Не пойму, чего ты вдруг взбесился. Я наконец-то нашла выход, а ты противишься.

— Может, я не хочу ничего менять. Мне и так нравится. Разве из-за этого я стал другим человеком? Перестал быть твоим сыном?

— Филипп, посмотри на себя! Ты же выглядишь, как чудовище.

Последняя струна в сердце парня оборвалась. К горлу подступил ком, дышать стало тяжело, а глаза наполнились слезами. Филипп много плакал в детстве, когда приходил весь в синяках из детского сада и без новых игрушек, но вместо поддержки матери получал лишь выговор за проявление слабины. Мальчик не должен плакать, он должен постоять за себя, иначе никогда не станет мужчиной. С возрастом Филипп понял смысл этих слов, но почему нельзя было преподнести их в качестве совета, а не приказа.

Больше Филипп не плакал. Или просто не показывал матери, как ему больно. После случившегося на Дне Влюбленных услышал в свой адрес столько, что хватило бы составить сборник «101 синоним к слову «уродливый»».

В глубине души он понимал, что его внешний вид отражает душу. Заслужил ли он это? Наверное, раз такое произошло. Можно ли с этим жить? Конечно, если ты принимаешь себя таким.

Но Филипп не принимал. И что больше всего давило — мать тоже не принимала.

Филипп вылетел из здания, не дожидаясь матери. Они приехали сюда на ее машине. Парень понятия не имел, где находится и в какую сторону двигаться, шел, куда глаза глядели. Точнее, он смотрел лишь себе под ноги, наступая на слякоть. Вот уже месяц он не ходил по улице в одиночестве, выбирался из дома только с мамой и исключительно на ее машине. На Филиппе была лишь короткая черная куртка, никакой шапки или шарфа, скрывающих кожу. Еще ни разу ему не приходило в голову, что теперь это обязательные элементы гардероба.

До этого дня.

Филипп шел не так долго, но в спину услышал как минимум три непечатных крика и кучу перешептываний. Один раз его даже плечом задели, явно неслучайно. Чем дальше увеличивалось расстояние от больницы, тем больше нарастал страх и тревога. Ходить по темным улицам было опасно, в кармане только телефон, которым Филипп уже давно перестал пользоваться. Нет ни денег, ни проездного, ничего, что помогло бы почувствовать себя хоть капельку в безопасности.

С каждой секундой мир все больше мутнел перед глазами. Филипп вспомнил это чувство, начиналась паническая атака. Только не сейчас, нельзя останавливаться сейчас. Последней каплей стал гудок автомобиля, прозвучавший за спиной.

Филипп резко остановился, ожидая самого худшего. Он невольно сравнил себя с девчонкой в короткой юбке, которая слишком задержалась на прогулке.

Обернувшись, парень увидел знакомый капот. Впервые Филипп почувствовал облегчение при виде матери. Ему показалось невероятным, что она нашла его так быстро, но тут же вспомнил о телефоне, по которому она его и выследила.

Без лишних слов парень сел за заднее сиденье, забившись носом в щель между дверью и креслом, вдыхая аромат кожи. Вероника подумала, что он обижен и просто не хочет говорить о случившемся, на самом же деле Филипп просто старался унять бешено разогнавшийся пульс и тяжелое дыхание.

Они не разговаривали до следующего дня, пока Вероника не заставила сына проводить ее у порога. Женщина недавно сблизилась со своим коллегой по работе и уже частенько оставалось у него на несколько дней, предоставляя огромный особняк в полное распоряжение несовершеннолетнего сына с явными проблемами.

— Ты точно не передумаешь? — задала она лишь один вопрос, снова намекая на пластическую операцию.

— Не