Я — твоё солнце - Мари Павленко

class="p1">На часах 1:37.

Я влюбилась в одноклассника.

Но у него есть красивая и умная девушка, она учится в университете и хочет стать актрисой.

У меня никаких шансов.

Целую,

Дебора

Я свистнула.

Изидор уже сидел у двери. Спустившись по лестнице, я помчалась к почтовому ящику, покрытому пуховым снегом. Жёлтый ящик проглотил моё письмо.

Жёлтый, как футболка Джамаля.

Джамаля, который рассказал правду Виктору.

Побродив по уснувшему под снегом кварталу, я вернулась домой через час.

Прижав к себе миску с кормом для Изидора, чтобы прогнать холод, я наклонилась к собаке и поцеловала в воняющую мокрой псиной голову.

Потом сделала горячий шоколад. Заледеневшие руки покраснели и стали пощипывать, когда я схватила дымящуюся чашку.

Не почистив зубы, не помыв чашку, я завалилась спать, пока Изидор хрустел кормом.

Когда он наконец пришёл, царапая паркет, я уже засыпала.

Глава двадцатая

На дремучем лесу и пустыне,

На птичьих гнёздах и ракитнике,

На отголосках из своего детства

Дебора пишет твоё имя[8]

В следующий четверг меня ждало письмо.

Всего несколько фраз ленивым почерком, но сомнений не было: письмо от мамы.

Вспотевшей рукой я распечатала конверт.

Солнце моё, кто этот мальчик?

Я люблю тебя.

Мама

P. S. Прости.

Я разошлась на пятнадцать страниц. Там было всё: Виктор, его шарф, девчачьи ресницы, смеющиеся глаза, наши занятия, Джамаль, богатая тётушка, вечеринки, Элоиза, которая бросила меня ради пустоголового Эрванна, Виктор Гюго, «изящные трупы» и записки. Обыкновенное письмо превратилось в кипу бумаг.

Через две недели пришёл скромный конверт.

Солнце моё!

Забудь о записках, это просто причуда. Всё прошло.

Можешь подробнее рассказать об «изящных трупах»?

Люблю тебя.

Мама

P. S. Прости. Прости.

P.P.S. Прости. Правда.

Окей.

Она на своей волне. А чего ещё ожидать? Главное, что мы вообще общаемся.

И что история с записками осталась позади.

Я отправила папе СМС и рассказала о переписке.

Он тут же ответил: «Тем лучше».

В тот вечер я снова отправила ей целую кипу, приложив к письму с три десятка «изящных трупов».

И P. S.: «Тебе не за что извиняться. Я хочу, чтобы ты вернулась домой».

Солнце моё.

«Изящные трупы» просто чудесные.

Пришли мне ещё, пожалуйста!

Люблю тебя.

Мама

P S. Отношения на расстоянии — это сложно, а пять лет в твоём возрасте кажутся подвигом.

Десять минут я сидела, глядя на письмо.

Мама ответила.

На самом деле.

С того дня моя жизнь превратилась в томительное ожидание.

Письма стали открытыми дверями в длинном тёмном коридоре и придали моей жизни смысла. Я изучала каждое слово, присматривалась к каждой запятой, представляла себе, как мама выводит буквы, высунув от старания кончик языка. Неужели она до сих пор настолько замкнута?

В четвёртом письме было только одно предложение:

Я беру уроки мозаики.

Просто фонтан энергии!

Может, ей стало хуже?

Я искусала все ногти.

И забыла выгулять Изидора: тот написал в ванной.

Чтобы загладить вину, я купила ему резиновую косточку.

Следующее письмо было длиннее:

Солнце моё!

Люди здесь печальные.

Я не хочу стать одной из них.

Я хочу полюбить жизнь.

Люблю тебя.

Мама

Я плакала.

Стало легче дышать.

И спать.

Я купила ещё одну кость Изидору. И напекла блинов.

Надо отвадить это проклятие. Идти дальше.

Жить.

Между письмами развернулась торопливая, сбивающая с толку суета.

Элоиза записалась на уроки сальсы и как-то вечером даже научила меня основным движениям. Также она планирует летние каникулы с Эрванном (хотя зимние только-только закончились).

— Надо выбрать между Таиландом и Штатами. Что думаешь?

— В Таиланде гуляют слоны и тигры, а ещё там есть храмы и массаж.

— Окей. Тогда Таиланд. Ты права. Оно как-то сексуальнее, богемнее, что ли.

— Да просто лучше.

У Элоизы суп пошёл носом.

— Ты сколько получила за предварительные экзамены? — спросила она.

— Средний балл одиннадцать и девять. А у тебя?

— Десять и один. Чуть не завалила!

— Не хочешь отксерить мои конспекты? По ним повторять легче.

— Ну… окей… если тебе это так важно. Я их не только отксерю, но и прочитаю! Ага, знаешь что? Ты права.

— Я всегда права.

— Да и Таиланд — это круто.

Типичная Элоиза.

Я занимаюсь с Джамалем и Виктором. Джамаль просто светится спокойствием. Именно так: лучится. Напряжение между нами тремя, о котором я и не подозревала, улетучилось, стоило Джамалю выговориться, а мне — избавиться от секрета, как от кандалов.

Везунчик.

Я вернула Виктору шарф.

И старалась не пожирать Виктора глазами даже тайком.

Как бы мне хотелось избавиться от этого желания прикоснуться к нему, прогнать мечты, в которых мы целуемся часы напролёт и купаемся рука об руку в прозрачных заводях, пока лунный свет очерчивает его профиль.

Проще удавиться.

Хотелось бы мне быть свободной.

Но в то же время касаться Виктора, смешить его, вдыхать его запах, когда он рядом, совсем близко, когда он пьёт кофе или произносит моё имя — все эти моменты доставляют мне до слёз неописуемое удовольствие.

Месье Думак убедился, что я мыслю в правильном направлении, но считает, что мне надо развивать свои идеи. Его главные слова «почему» и «как».

— Вы должны покопаться в словах, дойти до их сути. А для этого нужно поверить в свои способности, мадемуазель Дантес, поверить в себя.

С Джамалем и Виктором мы даже придумали песенку и назвали её «Мантра парика»:

Надо верить в себя-а-а-а-а!

Надо верить в себя-а-а-а-а, Дебо!

Суть спустилась с небес,

Залила собой тетрадки,

Чтобы дух твой воскрес,

«Почему» и «как» больше не зага-а-а-а-а-адки!

Однажды Лейла вернулась раньше положенного и застала нас за распеванием «Мантры парика» в гостиной: мы нашли в интернете караоке и заменяли все слова в песнях на «Надо верить в себя-а-а-а-а». Виктор наблюдал за нами так, словно наконец-то познал нашу истинную сущность — человеческую оболочку, скрывающую мозг ленточного червя. Микрофоном мне служила глиняная статуэтка женщины с грудью, похожей на две еловые шишки.

Лейла не оценила новое применение, которое я нашла её куколке.

— Дебора, поставь на место этот символ материнства пятого века сейчас же.

— А твоё материнство в курсе, что оно похоже на микрофон? — Джамаль был в отличном настроении.

— Дарлинг, шампанское было отвратительным, закуски — отрава, и у меня разыгралась мигрень. Так что терпение подходит к концу.

Я попросила прощения у статуэтки и поставила её на место под стекло.

Вывод из всего этого