Я — твоё солнце - Мари Павленко

был болен, измождён, печален, а вы поставили его на ноги.

Да он издевается? А что насчёт складок жира? И тусклой шерсти?

— Приятно смотреть. Я видел много людей, которые бросали своих питомцев, как только заканчивалась фаза «Моя новая игрушка».

Изидору сделали укол: бедняга дрожал, положив голову мне на колени.

— И посмотрите, как он вас любит.

Я достала папину чековую книжку, оплатила приём и ушла с Изидором. Тот загарцевал, довольный, что выбрался из этого ада.

Мой пёс.

Глава двадцать первая

Дебора просит надежды

Чем ближе был вторник, тем сильнее потели ладони.

В понедельник вечером, возвращаясь из сквера, я услышала:

— Дебора-а-а-а-а-а! — Крик доносился с другой стороны улицы.

Я резко обернулась и бросилась в объятия Карри.

— Целую вечность тебя не видела, моя сладкая перепёлочка! Как твои дела? Я видела твоего папу. Почему ты не приходила после… после…

И правда, почему?

— Сама не знаю, — вырвалось из моего рта, словно конское ржание. — Я целыми днями читаю Гюго. И занимаюсь. Короче, не знаю.

— Ты уже закончила?

— Что?

— Гюго.

— Да.

— И как?

— Ревела в голос в конце, если можно так выразиться.

— А как твоя мама?

— Лучше. Она возвращается завтра.

— Отлично! Дебора, зайди попить чаю. У нас сегодня в гостях писатель, будет много народу, но я бы с радостью поболтала с тобой хотя бы пять минут.

Я зашла в книжный магазин: как же там хорошо, какой мягкий свет. Но вдруг я чуть язык не проглотила от изумления.

За столом, заваленным книгами, чопорно разглядывая людей, пришедших к ней за посвящением с подписью, сидела…

ЛЕДИЛЕГИНС.

— Зелёного чая? — спросила Карри, чмокнув меня в макушку.

— А это кто?

Анастасия Вердегрис, автор чудесных фэнтези-романов, она живёт тут неподалёку. Зашла к нам на огонёк, вот как!

Фэнтези? А как же её переливающиеся легинсы? Однако я не стала спорить.

— Почитай её романы, уверена, тебе понравится. Леди Легинс отдала книгу одному поклоннику и улыбнулась следующему.

Как только люди заметили Изидора, по толпе пронёсся шёпот. Леди Легинс подняла голову, увидела пса, проследила взглядом за поводком, добралась до его хозяйки и… сдержанно помахала мне рукой. Дебора в роли любовника, которого ревнивый муж застал в чём мать родила: вот какой стыд схватил меня за горло.

Лицо леди Легинс вытянулось от подбородка до корней волос. И тут, чтобы не усугублять ситуацию — ну потому что, господи, ради чего? — я помахала ей в ответ, как английская королева из кареты. Леди Легинс уставилась на меня, а за ней — вся толпа, лишь бы увидеть, что её так ошеломило.

Карри вернулась ко мне с обжигающе горячей чашкой.

— Держи, моя румяная куриная ножка.

Время замерло.

Тут Карри поняла, что я стою под прицелом у всей толпы.

И вмешалась:

— Анастасия, позвольте познакомить вас с одной из самых преданных читательниц нашего магазина — Деборой.

Мне хотелось закрыть глаза и сбежать из-под этого психоделического прицела (эти зрачки! Да что там: тарелки, отверстия слива в ванной, чёрные дыры!) леди Лег… то есть Анастасии Вердегрис. На глазах благоговейно трепещущей публики она точно не упустит возможности поведать о бурных подвигах Изидора по части облегчения. На её месте я бы даже рупор взяла, встала бы на стол и вещала бы всем, до самого последнего человека, чтобы отомстить за себя с королевским размахом.

— И что же покупает эта преданная читательница?

— Дюма, Гюго, Сент-Экзюпери, Хемингуэя…

Кто вставил пробку мне в горло? Почему я разговариваю голосом мыши в предсмертных муках?

— А что насчёт Вердегрис?

— Ещё не довелось.

Анастасия Легинс кивнула. Я слышала, как дымится мой чай.

— Ну вот подходящая возможность! Выберите одну книгу, мадемуазель. Это подарок. Я даже напишу вам очень личное посвящение на первой странице. А Карри положит всё это в пакет из перерабатываемого пластика.

И она вернулась к своим автографам.

Интимная жизнь Изидора спасена вместе с моей честью.

Лунная походка?

Я плохо спала.

Если мама вернётся домой, всё встанет на свои места.

Только вот на какие места?

Не вернутся ли вместе с ней круги под глазами, пропитавшая все подушки тоска и слоняющийся по заваленной расчленёнными журналами гостиной силуэт?

Можно ли вообще вылечиться от подобной болезни?

Когда организм побеждает инфекцию, уровень лейкоцитов снижается. Но что насчёт попыток суицида? Как это определить?

А вдруг… она примется за старое?

Ночью то и дело возвращался образ растянувшегося на кухонном полу тела, газ пробирался в горло, слышался хруст жалюзи.

Иногда среди этих мучений всплывали нечёткие воспоминания и чудовищные картинки: Адель танцует в фатиновой пачке на моей кровати или облачается в костюм древнегреческой трагической актрисы.

Я рада, что мама будет дома на каникулах.

Так я смогу побыть с ней.

Понаблюдать.

Но я не хочу за ней наблюдать.

Я хочу, чтобы всё вернулось, как было.

Или, раз уж об этом речь, стало ещё лучше. Мечтать не вредно.

В три часа ночи я зажгла лампу.

И перечитала посвящение леди Легинс.

Деборе

с надеждой, что эта книга займёт своё место в богатом пантеоне её предпочтений и не станет символом наших разногласий во время первых встреч.

Фантастически ваша,

Анастасия Вердегрис

Если бы мне сказали, что в словах леди Легинс и её юморе я найду утешение, я бы не поверила…

Я рано встала, приготовила завтрак и поела, сидя напротив папы, который слушал радио. Перед уходом он обнял меня и крепко прижал — он, не фанат обнимашек.

— Я подпишу бумаги для выписки твоей матери и потом исчезну. Она будет ждать тебя к одиннадцати. Я заказал такси, всё оплачено, так что вам надо будет просто сесть и доехать до дома. — Его подбородок дрожал.

— Спасибо, папа.

Он накинул пальто, дважды пытаясь попасть рукой в рукав.

— С сегодняшнего дня мой телефон включён двадцать четыре часа в сутки.

— Окей. Но вряд ли это понадобится… Ну, я надеюсь.

— Может, и не понадобится. Это на случай, если тебе захочется позвонить.

Элоиза отправила мне фотографию кроличьих какашек: этот неприглядный розарий — бальзам на моё израненное сердце. Еле передвигая свинцовые ноги, я отправилась в путь.

Я только-только добралась до больницы, как какая-то женщина предупредила меня по телефону, что нас ожидает машина.

Синее небо давило.

Потом я увидела Её.

Накинув перуанское пальто поверх старого лилового платья, она сидела в зале ожидания с сумочкой и крохотным чемоданом, который привёз ей отец.

Едва заметив меня, она вскочила с места. Какая худенькая. В её чертах читалось беспокойство, широкое, как