Чужое имя. Тайна королевского приюта для детей - Джастин Коуэн

руку маленький бронзовый колокольчик, загибала мне пальцы и шептала, что я не останусь одна и она готова сразу же прибежать ко мне. Ее нежность, пока она выхаживала меня, казалась безграничной.

Тогда я не оценила по достоинству доброту моей матери. Возможно, я была слишком ослаблена из-за лихорадки, хотя подозреваю, что негодование уже тогда имело слишком сильную власть надо мной, и я отвергала не только ее критику, но и любые проявления нежных чувств. Я с подозрением смотрела на ее поступки и ставила под сомнение мотивы. И я определенно не приходила к выводу, что ее помощь была продиктована любовью.

Но вполне возможно, что именно любовь наполняла каждую ложку теплого бульона, которым она откармливала меня все эти долгие недели. Или, возможно, причина ее мимолетной нежности и снисходительности коренилась в тех болезнях, которые она пережила в детстве.

Доктор Ричард Мид обычно подъезжал к госпиталю в золоченой карете, запряженной шестеркой лошадей, с двумя ливрейными лакеями, бегущими по сторонам, а потом шел ко входу в здание, покачивая тростью с золотым набалдашником. Врача XVIII века редко можно было увидеть без трости с пустотелым перфорированным набалдашником, наполненным ароматическими веществами, предназначенными для сдерживания заразы, распространявшейся по воздуху. Любимым составом был «уксус для воров», состоявший из белого винного уксуса, настоянного на таких травах, как шалфей, полынь и розмарин; считалось, что он защищает от чумы. Врач мог воспользоваться своей тростью для драматического эффекта, ударяя ей об пол, чтобы высвободить защитные ароматы.

Трость Мида была образцовой моделью, полученной в подарок от сэра Джона Редклиффа, личного врача короля Уильяма III. Этим подарком Редклифф начал традицию вручения трости с золотым набалдашником величайшему английскому врачу того времени, и выражение «врач с золотой тростью» стало обозначением для врача на вершине своей профессии. Шестеро врачей владели этой конкретной тростью, которая после 134 лет верной службы ушла на покой и была передана на хранение в Королевский медицинский колледж Лондона.

Должно быть, когда доктор Мид входил в госпиталь, прохожие останавливались посмотреть на это. В конце концов, он был врачом Георга III, королевы Анны и сэра Исаака Ньютона. Ключевой советник королевских особ, он консультировал британское правительство о мерах по сдерживанию чумы во время вспышки 1720-х годов. Из-за высокого положения и всеобщего признания его гонорары были настолько заоблачными, что лишь самые богатые могли позволить себе его услуги. Но найденыши получали его услуги бесплатно.

Один из первоначальных сторонников основания госпиталя для брошенных детей, доктор Мид, находился среди присутствующих, когда Томас Корам представил герцогу Бедфордскому королевский патент на открытие учреждения в 1739 году. После этого он возложил на себя обязанность лично присматривать за здоровьем найденышей и давал советы о том, какие медикаменты должны иметься в наличии и как можно улучшить медицинский уход за детьми.

Доктор Мид объединил свои усилия с другими известными врачами, включая доктора Ханса Слоана, который сменил Исаака Ньютона на посту президента Королевского общества, старейшей постоянно существующей научной академии в мире. Обширная и успешная медицинская практика позволила доктору Слоану стать ревностным коллекционером произведений искусства, монет, медалей, книг и манускриптов; впоследствии он завещал это наследие королю Георгу II. Коллекции сэра Слоана, включавшие скелеты животных и людей, а также высушенные растения, легли в основу Британского музея (первого в мире национального публичного музея) и Лондонского музея естественной истории.

Благодаря лучшим лондонским врачам найденыши получали превосходное медицинское обслуживание, особенно по сравнению с их низким положением в обществе. Болезни, поражавшие детей, включали краснуху, корь, дизентерию, чесотку (коросту) и золотуху (туберкулезное состояние лимфатических узлов). Но самой вредоносной была оспа, или, как ее называли, «пятнистое чудовище», – пожалуй, самое летальное заболевание в Британии XVIII века. Хотя по современным меркам тогдашнее знание о распространении болезни было рудиментарным, существовало понимание, что ограничение контактов с больными снижает заражаемость. Госпиталь был безжалостен в этом отношении, проверяя детей перед приемом и отвергая тех, кто казался больным независимо от их дальнейшей участи – будь то смерть от болезни или голодная жизнь на лондонских улицах. У тех, кто заболевал после приема, сжигали одежду и постельное белье и помещали на строгий карантин. Практика отделения больных от здоровых стала неотъемлемой частью медицинского ухода в госпитале, и она имела ужасающие последствия для моей матери почти через двести лет.

К его чести, госпиталь также применял медицинские регламенты для спасения жизни, заметно опережавшие свое время. Еще за десятилетия повсеместного внедрения вакцины от оспы здесь осуществляли программу вакцинации, где вирус внедрялся в кожу. Это была весьма спорная практика, и доктор Мид – один из ведущих врачей, отстаивавших ее, – якобы даже сразился на дуэли в защиту этого метода лечения. Его убежденность была основана на революционном опыте вакцинации, примененном на группе заключенных в лондонском Тауэре. Выполненный по распоряжению принцессы Каролины Ансбахской, которая сама пережила оспу, этот опыт вымостил путь к лечению, которое стало общепризнанной процедурой.

Хотя Мид умер в 1745 году, его нововведения продолжали спасать человеческие жизни. К 1756 году, когда смертность от оспы находилась на пике, в госпитале было вакцинировано 247 детей, и только один ребенок скончался от болезни.

Но методы вакцинации были далеки от стандартных, и врачи применяли широкий спектр видов лечения, часто спорных, а иногда и опасных. Сэр Уильям Уотсон, назначенный главным врачом госпиталя в 1762 году, разработал план для определения лучшего метода лечения оспы. Как и его коллеги, он уже оставил след в истории, но не в области медицины, а посредством своих работ по определению и направлению электричества. Будучи одним из ведущих членов Королевского общества, он с энтузиазмом подходил к своим экспериментам. В 1747 году он проложил 1200 футов провода через новый Вестминстерский мост над Темзой с помощью лейденской банки (стеклянного сосуда в металлическом корпусе, способного сохранять электрический заряд). С помощью добровольцев из Королевского общества он использовал реку для замыкания «электрического контура» (термин, придуманный самим сэром Уотсоном), и его теория была доказана, когда добровольцы получили электрические разряды по локтям и запястьям. Он продолжал исследования в течение нескольких недель, расширив контур на четыре мили по суше, и продемонстрировал, что электричество может распространяться практически мгновенно, а также передаваться под землей. В его эксперименте участвовало двадцать пять волонтеров; котлеты из оленины и французское вино были компенсацией за получение электрических ударов.

Когда Уотсон завершил эксперименты с электричеством, он обратил внимание на детей. Он обладал неутолимым любопытством и после добавления медицинских исследований к списку своих интересов решил исследовать множество «методов», используемых якобы для повышения эффективности прививок от оспы.