Последний пассажир - Уилл Дин
Шрифт:
Интервал:
Дэниел подходит к нему поближе и выпячивает челюсть. Я узнаю атмосферу, которая разворачивается за пределами пабов, когда они закрываются. Напряжение.
– Право собственности по-прежнему не теряет актуальности, даже здесь. – Смит поворачивается, смотрит мне в лицо, а затем переводит взгляд на Дэниела. – Если собираешься меня ударить, то давай. В противном случае сядь и позволь мне объяснить некоторые реалии.
Дэниел отступает на несколько шагов, и Смит продолжает более спокойным тоном:
– Я заплатил с трудом заработанные доллары за каюту площадью девятьсот квадратных футов с джакузи и гидромассажем. Заплатил за раннюю посадку и позднюю высадку. Все чаевые включены. VIP-экскурсии на собственном роскошном катере. Оплатил лучшие блюда в открытом море. Какая дурацкая шутка получилась. Оплатил услуги дворецкого и первоклассный ликер. Я имею право на большее, чем тот, у кого билет «золотого» класса. Простите, знаю, это тяжело слышать, но это не делает мои слова менее правдивыми.
– Если вы заплатили больше, это не значит, что теперь вы можете рассчитывать на лучшее обращение, – возражаю я. – Это совсем другой мир, чем раньше.
– И снова, при всем моем уважении, Каз, я не согласен. Мир остался таким же, каким был всегда, просто стал на несколько тонов темнее. Я заплатил, у меня больше ресурсов, поэтому я имею право на большее количество льгот. Этот принцип действует с самого зарождения человечества.
– Заберу кексы, – сообщает Дэниел почти механическим голосом и уходит.
Смит вздыхает.
– Может, он и моложе меня, и физически сильнее, но что-то подсказывает мне, что в его жизни никогда не было настоящего противостояния. Там, где я вырос, не существовало такого понятия, как честная драка. Если окажешься втянутым в пятничную стычку в моем бывшем районе, то покончишь с противником так быстро и жестоко, как только сможешь. Эскалация насилия. Приходится лишить кого-то глаза или жизни, чтобы спасти свою шкуру, и ты делаешь это, а потом учишься жить в согласии с самим собой, возможно, уже совершенно другим. Я смирился с этим целую жизнь назад.
Глава 40
Я скучаю по пению птиц.
Иногда, когда мама не помнит меня, или когда у кого-то из моей команды доставки дома возникают семейные или финансовые проблемы, или когда я натыкаюсь на старый букмекерский билет, спрятанный в обувной коробке или ящике стола, я прыгаю в свой «фиат» и еду на мост Спротбро. Паркуюсь недалеко от водопада – ничего особо впечатляющего или привлекательного для туризма, но я открываю все окна, сижу и слушаю шум воды и пение птиц на деревьях. Когда я теряю связь с реальностью, начинаю выходить из-под контроля, придумываю глупые способы вернуть папин долг, птицы приводят меня в чувство.
Несмотря на все позерство, Смит без скандала отдал шесть оставшихся кексов. И даже не попытался оставить один для себя.
– Все по-честному, – говорит он теперь. – Со мной бывает трудно договориться, но видно, что вы трое ужасно голодны, а я всегда стараюсь помочь ближнему.
– Даже не смейте, черт возьми! – рычит Дэниел.
Смит подходит ближе к камере видеонаблюдения, которая по форме напоминает полусферу, прикрепленную к нижней стороне навеса, и произносит:
– Надеюсь, вы видели, что только что произошло: я имею в виду полную историю. Делиться едой – это старый как мир жест доброй воли. Вместе преломляем хлеб. Эти трое – хорошие люди, я хочу, чтобы вы это знали. И теперь у них есть еда, которую я им дал. Я просто стараюсь делать все, что в моих силах.
День мы проводим в поисках пропитания. Мы с Дэниелом ищем еду, взламывая двери в каюты и кают-компании экипажа. Находим достаточно, чтобы продержаться еще примерно день: пакетики с искусственным подсластителем, крошечные упаковки ультрапастеризованного молока, пакет картофельных чипсов, недопитую бутылку «Маунтин Дью».
Смит ищет что-нибудь, чем можно ловить рыбу. Говорит, что научился охотиться и добывать пищу у одного мужчины из Оклахомы, с которым мать некоторое время жила в трейлерном парке. Тот мужчина показал Смиту, как ставить силки на кроликов и белок, как стрелять по голубям из пневматической винтовки, а по белохвостам – из 22-го калибра. Смит уверяет, что если сможет найти какую-нибудь леску, соорудить самодельный крючок в мастерской или кухне и отыскать наживку, то, возможно, ему удастся поймать нам рыбу. Мысль об этом поддерживает меня на протяжении всего дня. Как я вечером буду сидеть у костра и на чугунной сковороде, поставленной на тлеющие угли, обжаривать четырех свежевыловленных морских окуней или минтай. Отделять мякоть от костей для остальных. Есть ее с чипсами «Тайто». Рыба с жареной картошкой по-корабельному.
С четырех часов дня мы дали огню угаснуть. Фрэнни терзает параноидальный страх, что, если мы бросим костер без присмотра, пожар охватит весь корабль и оставит нас болтаться посреди океана в спасательных жилетах в окружении скользящих под волнами серых теней с плавниками, пока Губастая будет пытаться связаться с нами в затонувшем корабле, лежащем на морском дне тремя тысячами метров ниже.
Этим вечером в воздухе витает странное предвкушение. Мы все знаем, что у каждого из нас будет возможность задать по одному вопросу, если только Губастая не изменит правила, что вполне возможно. Строго по одному вопросу от каждого. Я придумала дюжину, но все еще не могу выбрать из трех лучших. Я должна мыслить как стратег.
Мо́ю голову чуть теплой дождевой водой из мусорного бака, разогретой на костре и принесенной в нашу личную ванную комнату в ведре для мытья пола. Шампунь пахнет дорого и, вероятно, стоит недешево, учитывая, что его поставили в люксе. Не знаю, отличается ли он от обычного шампуня из нашей с Питом каюты или просто все остальное стало прогорклым. Цветочные композиции по всему кораблю гниют и увядают. Воняют, как сбитые на дороге животные. В таких обстоятельствах макияж кажется нелепым, но я замечаю, как Фрэнни наносит блеск на губы. Она снова выглядит встревоженной. Немного маниакальной. Сегодня вечером нас покажут зрителям, так что, возможно, в этом все дело. Думаю, мы и так уже на виду у зрителей: труппа несогласных марионеток. Я выхожу в главную зону нашей каюты и осматриваюсь. Зеркала, розетки, выключатели, телевизоры. Повсюду камеры, отслеживающие каждое наше движение.
Единственное личное пространство, которое у нас есть, – это мысли. Мысли, которые мы скрываем друг от друга. От самих себя.
Мы выходим в коридор.
Дэниел умылся и причесался, а Смит намочил волосы на макушке.
– Пойдем? – спрашивает он.
Начинаем спускаться по лестнице, и тут Фрэнни поворачивается к зеркалу и, словно разговаривая сама с собой, произносит на очень
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!