Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд

— Передайте лорду Генри и подождите ответа, — сказал онВиктору, вручая ему записку. — А рабочих приведите сюда.

Через две-три минуты в дверь снова постучали, появилсямистер Хаббард собственной персоной, знаменитый багетный мастер сСаут-Одли-стрит, и с ним его помощник, довольно неотесанный парень. МистерХаббард представлял собой румяного человечка с рыжими бакенбардами. Егопоклонение искусству значительно умерялось хроническим безденежьем большинстваего клиентов — художников. Он не имел обыкновения ходить на дом к заказчикам,он ждал, чтобы они сами пришли к нему в мастерскую. Но для Дориана Грея онвсегда делал исключение. В Дориане было что-то такое, что всех располагало кнему. Приятно было даже только смотреть на него.

— Чем могу служить, мистер Грей? — осведомился почтенныйбагетчик, потирая пухлые веснушчатые руки. — Я полагал, что мне следует личноявиться к вам. Я как раз приобрел чудесную раму, сэр. Она мне досталась нараспродаже. Старинная флорентийская — должно быть, из Фонтхилла. Замечательноподойдет для картины с религиозным сюжетом, мистер Грей!

— Извините, что побеспокоил вас, мистер Хаббард. Я зайду,конечно, взглянуть на раму, хотя сейчас не особенно увлекаюсь религиознойживописью. Но сегодня мне требуется только перенести картину на верхний этаж.Она довольно тяжелая, поэтому я и попросил вас прислать людей.

— Помилуйте, мистер Грей, какое же беспокойство? Я оченьрад, что могу вам быть полезен. Где картина, сэр?

— Вот она, — ответил Дориан, отодвигая в сторону экран. —Можно ее перенести как есть, не снимая покрывала? Я боюсь, как бы ее неисцарапали при переноске.

— Ничего тут нет трудного, сэр, — услужливо сказал багетчики с помощью своего подручного начал снимать портрет с длинных медных цепей, накоторых он висел. — А куда же прикажете ее перенести, мистер Грей?

— Я вам покажу дорогу, мистер Хаббард. Будьте добрыследовать за мной. Или, пожалуй, лучше вы идите вперед. К сожалению, это насамом верху. Мы пройдем по главной лестнице, она шире.

Он распахнул перед ними дверь, и они прошли в холл, а оттудастали подниматься по лестнице наверх. Из-за украшений массивной рамы портретбыл чрезвычайно громоздким, и время от времени Дориан пытался помогать рабочим,несмотря на подобострастные протесты мистера Хаббарда, который, как все людиего сословия, не мог допустить, чтобы знатный джентльмен делал что-либополезное.

— Груз немалый, сэр, — сказал он, тяжело дыша, когда онидобрались до верхней площадки, и отер потную лысину.

— Да, довольно-таки тяжелый, — буркнул в ответ Дориан,отпирая дверь комнаты, которая отныне должна была хранить его странную тайну искрывать его душу от людских глаз. Больше четырех лет он не заходил сюда. Когдаон был ребенком, здесь была его детская, потом, когда подрос, — класснаякомната. Эту большую, удобную комнату покойный лорд Келсо специально пристроилдля маленького внука, которого он за поразительное сходство с матерью или покаким-то другим причинам терпеть не мог и старался держать подальше от себя.Дориан подумал, что с тех пор в комнате ничего не переменилось. Так же стоялздесь громадный итальянский сундук — cassone — с причудливо расписаннымистенками и потускневшими от времени золочеными украшениями, в нем частопрятался маленький Дориан. На месте был и книжный шкаф красного дерева, набитыйрастрепанными учебниками, а на стене рядом висел все тот же ветхий фламандскийгобелен, на котором сильно вылинявшие король и королева играли в шахматы всаду, а мимо вереницей проезжали на конях сокольничьи, держа на своих латныхрукавицах соколов в клобучках. Как все это было знакомо Дориану! Каждая минутаего одинокого детства вставала перед ним, пока он осматривался кругом. Онвспомнил непорочную чистоту той детской жизни, и жутко ему стало при мысли, чтоименно здесь будет стоять роковой портрет. Не думал он в те безвозвратные дни,что его ожидает такое будущее! Но в доме нет другого места, где портрет был бытак надежно укрыт от любопытных глаз. Ключ теперь в руках у него, Дориана, иникто другой не может проникнуть сюда. Пусть лицо портрета под своим пурпурнымсаваном становится скотски тупым, жестоким и порочным. Что за беда? Ведь никтоэтого не увидит. Да и сам он не будет этого видеть. К чему наблюдатьотвратительное разложение своей души? Он сохранит молодость — и этого довольно.

Впрочем, разве он не может исправиться? Разве позорноебудущее так уж неизбежно? Быть может, в жизнь его войдет большая любовь иочистит его, убережет от новых грехов, рождающихся в душе и теле, — техневедомых, еще никем не описанных грехов, которым самая таинственность ихпридает коварное очарование. Быть может, настанет день, когда этот алыйчувственный рот утратит жестокое выражение и можно будет показать миру шедеврБэзила Холлуорда?..

Нет, на это надежды нет. Ведь с каждым часом, с каждойнеделей человек на полотне будет становиться старше. Если даже на нем неотразятся тайные преступления и пороки, — безобразных следов времени ему неизбежать. Щеки его станут дряблыми или ввалятся. Желтые «гусиные лапки» лягут вокругпотускневших глаз и уничтожат их красоту. Волосы утратят блеск, рот, как всегдау стариков, будет бессмысленно полуоткрыт, губы безобразно отвиснут.Морщинистая шея, холодные руки со вздутыми синими венами, сгорбленная спина —все будет как у его покойного деда, который был так суров к нему. Да, портретнадо спрятать, ничего не поделаешь!

— Несите сюда, мистер Хаббард, — устало сказал Дориан,обернувшись. — Извините, что задержал вас. Я задумался о другом и забыл, что выждете.

— Ничего, мистер Грей, я рад был передохнуть, — отозвалсябагетчик, все еще не отдышавшийся. — Куда прикажете поставить картину, сэр?

— Куда-нибудь, все равно. Ну, хотя бы тут. Вешать не надо.Просто прислоните ее к стене. Вот так, спасибо.

— Нельзя ли взглянуть на это произведение искусства, сэр?

Дориан вздрогнул.

— Не стоит. Оно вряд ли вам понравится, мистер Хаббард, —сказал он, в упор глядя на багетчика. Он готов был кинуться на него и повалитьего на пол, если тот посмеет приподнять пышную завесу, скрывающую тайну егожизни. — Ну, не буду больше утруждать вас. Очень вам признателен, что вы былитак любезны и пришли сами.

— Не за что, мистер Грей, не за что! Я всегда к вашимуслугам, сэр!

Мистер Хаббард, тяжело ступая, стал спускаться с лестницы, аза ним — его подручный, который то и дело оглядывался на Дориана с выражениемробкого восхищения на грубоватом лице: он в жизни не видел таких обаятельных икрасивых людей.