Нарты. Эпос осетинского народа - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

село, в бораевский квартал,

Чтоб каждый нарт в нем нарта опознал

Бораевы же всей своей семьей

Устроили Сослану кувд большой.

Селенье все на этот кувд созвали,

Старейшин к небожителям послали.

И бардуаги, полные веселья,

Пришли на пир с обильным подношеньем.

Сын Уацилла к ним пришел с сохой,

Ячмень с пшеницей сыпал им горой.

И мельничные жернова донбетры

Несли с собою, чтоб связать их с ветром.

Пришел Фалвара с жирными бычками,

А сын его — с лихими скакунами.

Уастырджи — с кольчугою булатной,

Курдалагон принес мечи и латы.

Владыка туч явился с серой буркой,

Владыка грома — со стрелой и луком,

Сын Бардуага — с бороной дубовой.

И, поздравляя нарта с жизнью новой,

Осыпали подарками Сослана.

А радовалась больше всех Сатана.

АЦАМАЗ — СЫН УАЗА

Средь черных гор, куда проникнуть трудно,

Жила в светлице гордая Агунда.

Сайнаг-алдар, алдаров всех сильней,

Души не чаял в дочери своей.

Когда она, неся кувшин из меди,

Шла к роднику, казалось это лебедь

По озеру волшебному плывет,

Чтоб красотою поразить народ.

Сюда, к горе, что называлась Черной,

Шли толпы нартов по тропинкам горным.

Но, гордая душой, на нартов смелых

Красавица Агунда не глядела.

О, сколько было — вспомни молодежь —

В пути воловьих стоптано подошв

У бедных сватов, шедших из селенья,

Чтобы невесте сделать предложенье.

Они лишь время проводили даром,

Пытаясь сватать дочь Сайнаг-алдара.

И Ацамаз — сын славного Уаза—

Ее красой был околдован сразу.

Как опьяненный, целые недели

Играл в лесу на золотой свирели.

Над черною вершиною горы

Светлело небо от его игры.

Он вспоминал, играя, каждый раз,

Как умирал его отец Уаз,

Как завещал ему любовь святую —

Свою свирель, как солнце, золотую.

И вспоминал, как остальным двум братьям

Он уступил все земли без изъятья,

Как уступил богатые стада,

Чтоб овладеть свирелью навсегда.

С тех пор в лесу, среди кремневых скал,

Он на свирели золотой играл.

И вот однажды на скале крутой

Он заиграл, как не играл никто.

Под переливы золотой свирели

В глухом лесу раздались птичьи трели.

Ветвистые рога закинув вверх,

Олени в пляс пустились раньше всех.

За ними следом серн пугливых стаи

Пустились в пляс, над скалами взлетая.

И черные козлы, покинув бор,

Спустились к турам круторогим с гор

И в симд стремительный пустились с ними.

Проворней пляски не было доныне.

Не утерпели зайцы и лисицы

И на полянах начали резвиться,

И понеслись, средь свежих трав мелькая,

Друг друга в легком беге обгоняя.

Играет нарт, пленяет всех игрой.

И звук его свирели золотой

Достиг Полночных гор, в берлогах теплых

Медведей разбудил нерасторопных.

И ничего не оставалось им,

Как заплясать свой неуклюжий симд.

Цветы, что были лучше всех и краше,

Раскрыли солнцу девственные чаши.

Из дальних ульев утренней порою

Летели пчелы к ним жужжащим роем.

И бабочки, вкушая сладкий сок,

Кружась, с цветка порхали на цветок.

И облака, чудесным звукам внемля,

Роняли слезы теплые на землю.

Крутые горы, а за ними море,

Чудесным звукам стали вторить вскоре.

И песни их со звуками свирели

До ледников высоких долетели.

Лед, обогретый вешними лучами,

Вниз устремился бурными ручьями.

В ответ на звуки песни вдохновенной

Агунда, позабыв завет священный,

Отбросила в волненье рукоделье,

Плененная волшебною свирелью.

Подумал Ацамаз: «Что приключилось?

Ужели сердце у нее забилось,

Что вдруг она при белом свете дня

Стоит одна и слушает меня?»

Она ж сказала: «Юноша прекрасный,

Ты душу отдал песне сладкогласной.

Живи на радость матери своей,

Будь вечным светом для ее очей!

О ты, стоящий на скале крутой,

Утешь меня свирелью золотой.

Хочу я ею овладеть навек,

И буду я тогда счастливей всех».

Но нарт влюбленный не ответил деве,

Он о скалу свирель ударил в гневе.

Свирель со стоном жалобным и громким

Мгновенно разлетелась на осколки.

Навек простясь с любимою свирелью,

Домой он шел, шатаясь, как от хмеля.

А гордая красавица Агунда

Спустилась со скалы в одну секунду

И собрала осколки золотые,

Для Ацамаза бедного — святые.

Ударила их войлочною плетью,

Соединила вмиг осколки эти.

Теперь уже красавица Агунда

Одна владела той свирелью чудной.

Закутав в шелк, она ее под утро

Запрятала в ларец из перламутра.

Шел Ацамаз, печалью злой объятый,

В свой дом родной, в селенье славных нартов.

Вдруг видит он Уастырджи и Сафа.

Обрадовался юноша, узнав их.

И видит он, как в тишине звенящей

От их коней исходит свет слепящий.

Два всадника, как будто ждал их пир,

С улыбкою оглядывали мир.

Бештау слева в снеговых сединах,

А впереди — широкая равнина.

Завидя Ацамаза, как пред другом,

Остановили всадники авсургов,

И крикнули они ему, смеясь:

«Куда бредешь ты, славный Ацамаз?

Что так печален? Молви, не тая.

А где свирель волшебная твоя?»

«Да славьтесь вечно, сердцу дорогие,

Надежда нартов, зэды все святые!

О кто пойдет по этим горным скатам,

Любя меня, к Сайнаг-алдару сватом?

О мог бы согласиться ты, скажи,

Быть шафером моим, Уастырджи?

И Сафа шафером иметь мне лестно.

И остается зэдам поднебесным

Всем дружками моей невесты быть.

Тогда б вовеки я не стал тужить».

Ответили ему святые дружно:

«Все сделаем мы для тебя, что нужно.

Ты ж извести друзей своих о том,

Что будем помогать тебе во всем».

И сын Уаза, славный Ацамаз,

Совет их добрый выполнил тотчас.

Через неделю,